— Я могу умереть, пока тебя не будет, — сказала мать. Она присела к столу и пристально посмотрела на отца. Она сердилась. Губы ее плотно сжались. — А у тебя здесь сын.
— Это не очень надолго, — возразил отец. — Вот-вот пойдет снег, и все кончится. — Он посмотрел на меня. — Как по-твоему, Джо? Разве это плохая затея?
— Нет, — сказал я.
Сказал слишком быстро, не подумал, что это значит для мамы.
— Ты бы поступил так же? — спросил отец.
— Выходит, тебе все равно, если твой отец там сгорит и ты его больше не увидишь? — сказала мне мама. — Тогда мы с тобой пропадем к чертовой матери. Какою нам будет?
— Не говори так, Джин, — сказал отец.
Он поставил чемодан на кухонный стол, подошел к маме, встал на колени и попробовал обнять ее. Но она вскочила, отошла к мойке, где только что резала помидоры, схватила нож и наставила на него, а он все еще стоял на коленях около пустого стула.
— Я взрослая женщина, — сказала она. Теперь она была очень зла. — Почему ты не поступаешь, как взрослый человек, Джерри?
— Не все можно объяснить, — сказал отец.
— Нет, я могу объяснить все, — сказала мама.
Она положила нож и пошла в спальню, где давно уже не спала с отцом, и закрыла за собой дверь.
Отец посмотрел на меня, все еще стоя на коленях у пустого стула.
— Наверное, я рассудил не очень-то хорошо. Ты это сейчас думаешь, Джо?
— Нет, — сказал я. — Думаю, все правильно.
Я знал, что это так и что отправиться на пожар — хорошая мысль, хотя он там может и погибнуть, потому что ничего в пожарах не смыслит. Но говорить не хотел, потому что не знал, как это на него подействует.
Мы с отцом вышли из дома и в темноте направились к масонскому храму на Сентрал-авеню. Желтый школьный автобус стоял на углу Девятой, вокруг в ожидании отъезда группками стояли мужчины. Среди них были и бродяги. Я понял это по их пальто и обуви. Но были и обычные люди — я подумал, они потеряли работу, наверное, совсем другую работу. Три женщины, тоже уезжавшие, жались под фонарем. В темном автобусе кое-где сидели индейцы. Я различал их круглые лица, гладкие волосы, отблески света в стеклах очков. Никто не входил к ним. Несколько мужчин выпивали. В ночном воздухе чувствовался запах виски.
Отец поставил чемодан на кучу багажа возле автобуса и подошел ко мне. В масонском храме — со стеклянной дверью на высоком крыльце — горели все лампы. Несколько человек смотрели наружу. Один из них — его я видел с отцом в баре «Джек и Джилл» — разговаривал с индейцем. Отец помахал ему.
— Люди делят других людей по категориям, — сказал отец. — Но ты так никогда не делай. Этому должны бы учить в школе.
Я огляделся. Люди по большинству были не очень тепло одеты и переминались с ноги на ногу. Судя по всему, они привыкли к работе, но радости от того, что ехали ночью на пожар, явно не испытывали. В отличие от отца — он вроде рвался в бой.
— Что ты там будешь делать? — спросил я.
— Работать на линии огня. Там копают рвы, через которые огонь не должен перекинуться. Говоря по правде, больше я и сам ничего не знаю. — Он сунул руки в карманы и съежился. — В голове у меня сейчас такой кавардак. Надо что-то с этим делать.
— Понимаю, — сказал я.
— Скажи маме, я не хотел ее сердить.
— Ладно.
— Мы же не хотим в один прекрасный день проснуться в гробах, ведь так? Это был бы неприятный сюрприз.
Он положил руку мне на плечо, притянул к себе, крепко прижал и рассмеялся коротким странным смешком, словно эта мысль ужаснула его. Посмотрел на другую сторону Сентрал-авеню, на «Отдых фазана», — я видел, как он входил туда неделю назад. На красной неоновой вывеске над дверью бара взлетал большой фазан, расправив крылья в ночной тьме. Улетал прочь.
— Я только что, вот сейчас, подумал об этом, — сказал отец. Снова сжал мое плечо и тут же опять засунул руки в карманы. — Ты замерз?
— Немного замерз.
— Тогда иди домой, — сказал он. — Незачем ждать, когда я сяду в автобус. Это может быть еще не скоро. Мама, наверное, тебя ждет.
— Хорошо, — сказал я.
— Не хватало, чтобы и ты ее сердил. Она уже и так зла на меня.
Я смотрел на отца. Старался разглядеть его лицо в свете уличного фонаря. Он улыбался, глядя на меня, и теперь я думаю, что в тот момент он был счастлив, счастлив от того, что мы с ним рядом, счастлив, что рискнул поехать на пожар — что бы он ни думал насчет риска. Мне все же качалось странным, что он мог зарабатывать на жизнь, играя в гольф, а потом вдруг взять да поехать тушить лесные пожары. Но именно так и случилось, и я подумал, что надо к этому привыкать.