Главное, у меня было время.
Все это уже старо.
Я здесь, чтобы сказать вам: это можно сделать. Я изменилась. То, что вы видите сейчас здесь… совсем новое.
Та, что сидишь юн там.
Ты знаешь женщину, которая каждый день ведет себя так, будто ее только вчера оставил мужчина и она разбилась на куски, точно глиняный горшок? А потом узнаешь, что случилось это двадцать лет назад? Это была я.
А ты, ты знаешь человека, у которого такие большие замыслы, но не хватает уверенности в себе, чтоб воплотить их? И никогда не доводил ничего до конца? Это была я.
Я напишу четыре слова: ХОТЕЛОСЬ БЫ, МОЖНО БЫ, НАДО БЫ, ВРОДЕ БЫ. Эти слова мы должны истребить в себе. К тому времени, когда я с вами кончу, вы каждый день будете ДЕЛАТЬ.
Я не очень интересуюсь воздаянием. Слишком уж много плохого я сделала сама.
Я хочу, чтоб здесь, в нашей группе, все это вышло наружу. Все плохое, что вами сделано. И вы навсегда будете близки к этой группе.
Понимаете, я здесь ради моего сына. Я надеюсь, что когда-нибудь в одну из таких групп войдет и мой сын. И ему не нужно знать, кто я для него. Ему не нужно узнавать меня. Я просто хочу, чтобы он узнал Бога. И вот это я могу сделать для вас. Я могу соприкоснуть вас с Богом. Представить ему.
Мое крещеное имя было Дороти Мацки. Я уже построила в этом штате девяносто два приюта. Я снабдила три школы библиотеками, и число моих прихожан — три тысячи, не считая телевидения. И будет больше.
Никто не делает того, что делаю я.
Я — особая. Особая для моего возраста и для этого места, для Калифорнии, а теперь я особая и в моей профессии.
В глубине каждого и каждой из вас прячется картина вашей слабости. И я хочу сказать вам кое-что. Это на редкость красивая картина. У тебя, юн там, в углу, может быть, смех, поднимающийся с задней веранды, где ты и твоя старенькая бабушка; смех о том, как ты обретешь свое — когда-нибудь, где-то далеко, пусть даже ты не получишь всех тех королевских вещей, о каких мечтала, драгоценностей и прочего, когда ты была маленькой девочкой. А вот для тебя это — лежать на лугу среди травы, она много выше твоего лица, с твоим потерянным дурачком-братом, замедляя свое время по нему, точно часы, в которых кончается завод.
У вас есть выбор. И я гарантирую, что разорвать эту картину пополам, пустить бумажные клочья плыть и покачиваться на воде — это будет самым тяжким выбором в вашей жизни. Выбор — жить ли в этой жизни или в следующей. Быть единственными или многими.
Бог — не служащий социального обеспечения. Он слишком велик для этого, слишком вездесущ Откуда вы знаете, жив ли он вообще? Но вы будете знать. Всегда сможете определить, если станете обращать внимание.
Ладно. Ничего, пусть уходит, так к лучшему. Всего одна — это неплохо.
Некоторые так и не поймут никогда: хлеб — это религия. Вот где промахиваются все журналисты. Если вы просто наживаете деньги, они оставляют вас в покое. А если вы хотите раздавать их, вам лучше быть чистым совершенством. Я хочу сказать, вы видели, чтоб они следовали за миссис Филдс? Нет, они довольствуются ее пирожками. А хлеб — слишком уж он одет мистической тайной.
Так вот, мне надо признаться вам всем еще в одном. Ведь я могла заманить вас, устроив какой-нибудь фокус-покус. Я знаю, многие из вас думают сейчас: так что же она для нас сделает? Как это она меня изменит?
И я отвечу вам — как. Может, это будет способ совсем вам не по вкусу. Это не простой способ, не быстрый.
Вы, наверное, думаете: от А она добралась до Б, девчонка из захолустья стала миллионершей, и вы, наверное, думаете: ну, так и я сумею печь. Но я не собираюсь учить вас, как добраться до Б.
Б нигде нет. Б — просто другое А За ним все больше и больше целей, а честолюбивое сердце всегда голодно.
Я хочу, чтобы вы забыли про Б и встретили Бога.
Я помогу вам устроить эту встречу.
Чтобы жить этой жизнью, вам нужны только пища и свет.
Я не могу дать вам света, потому что я им не владею. Я не могу дать вам Б, даже если бы хотела. Б у меня есть, потому что Б мне не нужно, Б к делу не относится. Быть знаменитостью безопасно, только если вы предпочли бы обойтись без этого. Лучший способ быть богатым — быть богатым недолго.
С пищей я могу вам помочь. Начиная с сегодня мы будем поститься, а через три дня преломим хлеб вместе, на коленях. Я могу дать вам пищу, и я могу помочь вам очистить себя для Господа, подмести комнату, где скрыт престол вашей души.
Господу не нужны ваши деньги. Ему нужны вы сами. Вся ваша любовь целиком. Это то же, что спрыгнуть с обрыва и упасть в любовь к кому-то.
Я могу рассказать вам, как нашла Бога. Я его не находила. Он нашел меня. Я ничего для этого не сделала. Дважды я готовилась умереть. В первый раз под кухонным столом священника. Он снова избил меня, вы бы сказали, до бесчувствия. И тут я ощутила эти шумочки, вверху, когда мир опять возник, башмаки его жены шаркали по полу, сковородка стукнула о конфорку, и я закрыла глаза и ощутила: ХВАТИТ! Я больше не хотела жить. Чтобы вырваться из-под гнета этой ноющей черноты, прийти в сознание, я должна была потрудиться, и я больше не хотела трудиться. Одна искорка моего призвания, моего предназначения — вот этого — впивалась в меня, как булавка в кожу, напоминая. Но я решила — нет. Пусть это сделает кто-нибудь другой. Я больше не буду тем, чем была прежде. Я получила слишком мало в этом мире, чтоб продолжать. Пусть это делает кто-нибудь другой. Искорка жгла, но это была лишь точечка света. Победило другое. Во всем на свете в малой мере существует его полная противоположность.
Я закрыла глаза и решила, что дам себе умереть. Просто лежала там, а звуки в кухне становились все слабее, но не исчезали: я слышала, как вокруг стола ходят, как открылся ящик, но слышала это слабо, будто привернули громкость в телевизоре, — звуки другого мира.
НО Я НЕ УМЕРЛА.
Он спас меня.
Каждый, каждая из вас встретит его по-другому. Ты — вон там, — ты встретишь его с робостью. С застенчивостью, как будто встречаешь кого-то важного для твоей жизни, и пусть это встреча наедине и в тишине, но ты все время сознаешь, как она важна, и от тишины эта важность не убавляется. Ты заплачешь, я вижу, ты заплачешь. Ты будешь трепетать и вопить, поднимешь настоящую бучу. Не знаю, откуда мне это известно. Для тебя это будет секс, да-да. А для вас, сэр, это, по-моему, будет какая-то мелочь, но от этого не менее драгоценная, не менее важная. Как брильянт в бархатном футлярчике.
Те из вас, кто пришел сюда с иной целью, вы можете считать, что вас надули. Но позвольте сказать вам, почему я не объяснила этого раньше. Я считаю, что всяк живой на земле уже где-то на дороге к спасению.
Ни один вор не хочет, чтобы обокрали его.
Ни один лжец не хочет, чтобы лгали ему.
Насмешник больше всего боится, что вы посмеетесь над ним.
Ни один насильник, ни один развратник не хочет, чтобы был поруган его дом.
Ни один богатый не хочет стать бедным.
Никакая женщина с прислугой не хочет сама стать прислугой.
А что такое прибыль, как не воровство?
Не важно, какими бы плохими вы себя ни считали, вы не хуже всех остальных. Все что-то убили в ком-то. Все, у кого есть два башмака вместо одного, уже в какой-то мере украли.
Видите эту банку? Мою банку. Это банка, набитая сотенными бумажками, всеми, которые вы уплатили, чтобы прийти сюда сегодня. Я ставлю ее вот тут, и если кто-то хочет уйти, так, пожалуйста, берите свои деньги и уходите.
Желающих нет?
Неужели?
Не бойтесь обидеть меня. Я выше обид. Привыкла к ним.
Второй раз, когда я хотела умереть, все было, как обычно, ничего особенно плохого. Видите ли, вера ускользает. И вот это всегда со мной, это талисман моих успехов в торговых центрах — медальон, который я ношу с собой, напоминает о том чувстве: пусть это делает кто-то другой, а мне все равно, я плова умереть.
Во всем в малой мере существует его противоположность.
ПРЕБУДЬ — прекрасное слово.
Не принимайте то, что идет вразрез с вашими интересами, за абсолютную истину. Каждый закон, каждый документ, даже наша Библия нуждаются в пересмотре. В Ветхом Завете говорится, что Бог мстит детям детей. Я этого принять не могу.