— Ну… — Он растерялся.
— Так сколько у тебя?
— Несколько сотен.
— Серьезно? Так много?
— Как раз… как раз, чтобы добраться до Невады.
— Я могу их взять?
— Само собой. — Он сжимал руль и вглядывался в темноту.
— И у гас будет банда?
— Ясное дело.
— Идея мне нравится. Белл Старр и ее банда.
Сочиняя на ходу, вспоминая гангстерские фильмы, Макрэй начал расписывать, что могла бы творить банда. Будто со стороны он слышал свой голос, свои слова о грабежах, погонях, бегстве от полиции, а девушка внимательно смотрела на него, и он вдруг принялся рассказывать о Ливенворте, о том, что такое тюрьма.
Он рассказал о долгих часах принудительного труда, о времени, проводимом в одиночестве, о жестком распорядке и скверной еде. Чувствуя потребность дать ей более полное представление о себе как о новом сообщнике — странным образом действительно ощущая себя настоящим сообщником, — рассказал ей о всех своих невзгодах, неприятностях, о пьянстве отца, о злобном желании бить и крушить в юности, о драках и о том, чем они аукнулись. Он малость приукрасил все это, сделал трагичнее, чем было на самом деле, потому что ему казалось, что ее трогает его история, и потому, что во время рассказа ощутил странную жалость к себе: приукрашивай не приукрашивай, но боль, заброшенность, ярость — все было правдой. Он испытал на своей шкуре много чего. И, кончив рассказ сценой в больнице, когда он в последний раз видел отца, Макрэй был почти уверен, что зацепил ее за живое. На ее лице вроде бы появилось даже сочувствие.
— Так-то вот, — закончил он и улыбнулся.
— Макрэй, — сказала она.
— Да?
— Останови машину.
— Почему бы, — ответил он дрожащим голосом, — не подождать, пока кончится бензин?
Она молчала.
— Там хватит, чтобы отъехать еще дальше.
— Мне не нужна банда, — сказала она. — Я не очень-то люблю иметь дело с людьми. В общем, думаю, что я не лидер.
— Да что ты, — заговорил Макрэй. — Нет, ты — прирожденный лидер. Без всякого сомнения. Я служил в Воздушных силах и навидался лидеров. Ты, без сомнения, лидер.
— Правда?
— Абсолютно. У тебя это просто в крови.
— Никогда бы не подумала.
— Без сомнения, — сказал он. — Без сомнения.
— Но мне не по душе, когда радом люди.
— Это качество лидера. Не любить, когда вокруг люди. Без сомнения — качество лидера.
— Ну и ну, — сказала она. — Век живи, век учись.
Он ждал. Только бы придумать, как выкрутиться. Только бы заставить ее доверять ему, а когда машина остановится, дождаться, чтобы она повернулась спиной…
— Значит, ты хочешь стать членом моей банды?
— Ясное дело, — ответил он.
— Что ж, надо подумать.
— Удивляюсь, что тебе никто не говорил.
— Ты это просто так.
— Нет, честное слово.
— Ты был когда-нибудь женат? — спросила она.
— Женат? — Он даже запнулся. — Не… нет, не был.
— А в банде когда-нибудь был?
— Пару раз, но… но всегда без дельного вожака.
— Ловишь меня на удочку, а?
— Что ты! Чистая правда, — ответил он. — Дельного вожака не было. С этим делом всегда проблемы.
— Я устала, — сказала она, подвигаясь чуть ближе к нему. — Устала от разговоров.
От баранки у него болели ладони. Он крепко сжимал ее, глядя, как в свете фар убегают назад белые разделительные полосы. Машин на шоссе теперь не было, нигде — ни огонька, только их фары.
— Ты никогда не устаешь от разговоров? — спросила она.
— Я редко много говорю.
— Полагаю, говорить все же легче, чем слушать.
Макрэй издал горлом какой-то звук, который, он надеялся, она примет за согласие.
— От этого и устаю, — сказала она.
— Чего бы тебе не вздремнуть? — предложил он.
Она прислонилась к дверце и внимательно посмотрела на него.
— Позже на это будет куча времени.
«Значит, — хотелось ему спросить, — ты меня не убьешь? Мы теперь одна шайка?»
Долгое время, около часа, они ехали молча — невыносимые для нервов шестьдесят минут, за которые стрелка уровня бензина опустилась почти до нуля. В конце концов девушка принялась говорить о себе, в основном в третьем лице. По большей части было трудно понять что к чему, но он слушал так, словно его инструктировали, как выкрутиться. Она рассказывала, что росла во Флориде, в сельской местности, и у нее была лошадь. Вспомнила, как кто-то по имени Билл — будто Макрэй знал, о ком идет речь, — учил ее плавать, как отец сбежал из дома с сестрой матери, и тогда мать стала без счету заводить любовников.
— Сплошная грязь и непотребство, — сказала она слегка сдавленным голосом.
— Некоторым совсем плевать на собственных детей, — вставил Макрэй.
— Что правда, то правда, — сказала она и вынула из-под шали пистолет. — Сворачивай на этот въезд.
Он съехал с шоссе на двухрядную дорогу, которая тянулась через пустыню в сторону зарева на горизонте. Примерно пять миль дорога шла прямо, как по линейке, затем пошла крутить по долгим спускам и подъемам среди песка, мескитовых деревьев и кактусов.
— Любовники матери делали со мной, что хотели, — сказала девушка. — Все время одна грязь и непотребство.
— Мне очень жаль, что у тебя в жизни было такое, Белл, — сказал Макрэй и на миг сам поразился своей искренности. Он действительно ее жалел, жалел непритворно, потому что и сам испытал много невзгод. Печальное место, этот наш мир, подумал он и добавил: — Мне в самом деле жаль тебя.
Минуту она сидела тихо, будто обдумывала его слова, затем сказала:
— Тормози, мне надоело ехать.
— Бензин почти кончился, — сказал он.
— Знаю, но все равно тормози.
— Ты уверена, что хочешь это сделать?
— Вот видишь? Это я и имела в виду, — сказала она. — Не люблю, когда мне все время указывают, что делать, или спрашивают, уверена ли я в том или этом.
Макрэй свернул к обочине и остановился.
— Ты права, — сказал он. — Ты лидер, а я просто не привык к таким людям.
Она подняла пистолет и направила на Макрэя. Он не мог отвести глаз от маленького ровного отверстия в дуле.
— Полагаю, нам надо вылезти, а? — сказала она.
— Полагаю, да, — сказал он и даже не услышал своего голоса.
— У тебя где-нибудь остались родственники?
— Нет.
— Твои старики оба умерли.
— Да, оба.
— Кто умер первым?
— Я же тебе рассказывал. Мать… мать умерла первой.
— Ты чувствуешь себя сиротой?
Он вздохнул:
— Временами.
Он больше ничего не мог поделать.
— Полагаю, я тоже. — Она завела руку назад и приоткрыла дверцу со своей стороны. — Теперь выходим. — И когда Макрэй нажал ручку своей дверцы, прицелилась ему в голову. — Выходи медленно.
— Господи, — сказал он. — Послушай, ты же не сделаешь этого, правда? Я хочу сказать… я думал, мы теперь друзья и все такое.
— Выходи, как я сказала, очень медленно.
— Хорошо, выхожу.
Он распахнул дверцу, верхний свет над головой удивил и испугал его. Животом он понимал, что это конец, что его речи ни к чему не привели. Ее вопросы и его исповедь — все было бесполезно. Это сейчас произойдет и не будет иметь никакого значения. Просто произойдет и все.
— Очень медленно, — сказала она. — Давай.
— Зачем ты это делаешь? — спросил он. — Ты должна объяснить…
— Пожалуйста, выйди из машины сейчас же.
Он сидел, уставясь на нее.
— Ладно. Пристрелю тебя прямо тут.
— Хорошо. Только не стреляй.
— Просто тянешь резину, — сказала она раздраженным тоном, словно говорила с непослушным ребенком.
Он потащил себя наружу, не спуская глаз с короткого ствола пистолета, и вдруг услышал — что-то приближается, уловил какое-то движение, и в тот же миг она сказала:
— Стой.
Макрэй подчинился, он стоял уже одной ногой на земле, и тут из-за холма впереди выехал рычащий трейлер для перевозки тракторов, весь в белых огнях.
— Стой тихо, — приказала она и пригнулась, держа его под прицелом.
Трейлер быстро приближался, до него оставалось шагов пятьдесят, когда, ни секунды не раздумывая, неожиданно для самого себя, Макрэй выскочил на дорогу.