— Где я? — спросил Анвальдт. На лице у него появилась слабая тень улыбки. Его позабавило, что впервые причиной его полного беспамятства оказалось не спиртное.
— Вы у себя дома. — У доктора Ланцмана вид был усталый и очень серьезный. — Вас привезли полицейские, патрулирующие так называемый Шведский бастион в Особовицком парке. Там летом собирается много девушек. А там, где они, всегда происходит что-нибудь не слишком приличное. Но вернемся к сути. Вас нашли в полубессознательном состоянии. Вы упорно повторяли свою фамилию, фамилии Мока и господина барона, а также свой адрес. Полицейские не захотели оставить без помощи своего, как они сочли, пьяного коллегу и отвезли вас домой. Отсюда они позвонили барону. Сейчас я вынужден вас покинуть. Господин барон пересылает вам через меня деньги. — Ланцман кончиками пальцев погладил лежащий на столе конверт. — А здесь мазь для опухолей и ссадин. На каждом пузырьке и на каждой баночке информация, как и сколько применять. Многое мне удалось найти в домашней аптечке, что было очень кстати, если иметь в виду время суток. Итак, позвольте откланяться. Я навещу вас около полудня, когда вы выспитесь.
Доктор Ланцман опустил веки, прикрыв свои мудрые глаза. Анвальдт тоже закрыл распухшие веки. Но уснуть он не мог — мешали накалившиеся стены, отдающие накопленное за день тепло. Он несколько раз повернулся, потом скатился на грязный ковер, на четвереньках добрался до окна, раздвинул тяжелые шторы и растворил его. После этого упал на колени и медленно, с трудом добрался до кровати. Лежа на одеяле, он вытирал пот льняным платком, обходя опухоли — вулканы боли. Но как только он закрывал глаза, в комнату влетали тучи шершней, а когда закрывал окно, чтобы не впустить их, то тут же начинал задыхаться от горячего дыхания стен, и тут же из щелей вылезали тараканы, некоторые из них были очень похожи на скорпионов. Одним словом, он не мог заснуть при закрытом окне и не мог спать с открытыми глазами.
Утром стало чуть прохладней. Анвальдт на два часа забылся сном. А когда проснулся, у его кровати сидели четверо. Барон фон дер Мальтен тихо разговаривал с Ланцманом. Увидев, что больной пробудился, он подозвал двух стоящих у стены санитаров. Те, подхватив Анвальдта под мышки, отнесли его в кухню и усадили в большую лохань, наполненную теплой водой. Один губкой обмывал его изболевшееся тело, второй сбривал почти двухдневную щетину. Через несколько минут он вновь лежал в кровати на чистой крахмальной простыне, а санитары наносили на его раны и ссадины мази и бальзамы доктора Ланцмана. Барон терпеливо ждал, пока врач не закончит, чтобы задать вопросы. Анвальдт рассказывал не менее получаса. Он останавливался, запинался. Ему трудно было строить связные фразы. Внешне барон слушал довольно безучастно. В какой-то момент Анвальдт прервался на полуслове и уснул. Ему снились снежные вершины, ледяные просторы, студеное дыхание Арктики: дул ветер и осушал кожу, только откуда эта прохлада, откуда ветер? Он открыл глаза и увидел на фоне закатного солнца какого-то мальчишку, обмахивающего его сложенной газетой.
— Ты кто? — спросил Анвальдт, с трудом двигая забинтованной челюстью.
— Хельмут Штайнер, я служу поваренком у господина барона. Мне велено ухаживать за вами до завтрашнего утра, когда вас придет навестить доктор Ланцман.
— Который час?
— Семь вечера.
Анвальдт попробовал пройтись по комнате. Он с трудом ступал на распухшую пятку. На стуле висел старательно вычищенный и отглаженный бежевый костюм. Анвальдт натянул кальсоны и поискал взглядом сигареты.
— Ступай в ресторан на углу и принеси мне свиные ножки с капустой и пиво. Да, купи еще сигарет. — Анвальдт разозлился, обнаружив, что в гестапо у него сперли портсигар и часы.
Ожидая, пока вернется мальчишка, Анвальдт умылся над кухонной раковиной и сел за стол, стараясь не смотреть в зеркало. Вскоре перед ним стояла тарелка, над которой поднимался пар, — жирная свиная рулька с тушеной молодой капустой. Через несколько минут на тарелке, кроме кости, ничего не осталось. А когда он взглянул на пузатую бутылку пива Кипке — белая фарфоровая пробка с запорным устройством из проволоки, по холодному горлышку сползает капелька воды, — ему вспомнилось собственное решение не брать в рот ни капли спиртного. Анвальдт издевательски фыркнул и влил в себя половину содержимого бутылки. Потом закурил сигарету и жадно затянулся.