– Тоже мне жизнь! – вспыхнул Кенард негодованием. – Загнивание и тоска.
Оньгъе не сдержался и хохотнул в кулак.
– Ага! Вот в чем дело! С Альсом не сгниешь от тоски, это ты верно подметил. В безвременной могиле – да, а от тоски-печали – ни в жизнь.
Кенард обиделся. Перечить немолодому здоровиле он не хотел, но и соглашаться не торопился.
– Мое дело!
– Спору нет – твое. Я ж не отговариваю, поздно уже, пропала птичка. Тебе теперь без эльфьих выдумок жизнь не в жизнь покажется. Понимаю. Сам такой.
Круглые и по-детски изумленные глаза ветландского рыцаря порядком развеселили Парда. Парень испугался, испугался непонятно чего.
– Тебе пояснить? Сам не видишь? – спросил оньгъе участливо.
– Нет! Поясни, – бодро ответил Кен, сглатывая вязкую от страха слюну.
В животе стало холодно и пусто. Есть такая шутка… Пард угадал ход мыслей молодого человека и отрицательно замахал руками, мол, не так понял.
– Нет, никто тебя не заколдовывал. Тут другое дело. Совсем иное. Он, – оньгъе кивнул на Ириена, – ну, как тебе сказать, точно узел на ткани жизни. Понимаешь, о чем я? На Альсе много чего завязано, Судьбой, Выбором, можно так сказать. Альс тебе не просто так – эльф с мечами. Он особый. Разве ты не видишь? Посмотри внимательно, парень. Вишь, ходит себе, разговаривает…
– Вижу…
– Так то не эльф, то сама судьба, – значительно сказал Аннупард и добавил: – Теперь она и твоя тоже. Не жалуйся потом.
– А что будет?
– Мы все умрем, – весело подмигнул оньгъе.
– Мы и так умрем.
– Но не своей смертью.
«Ну и хрен с ней, – вдруг неожиданно для себя подумал Кенард. – Не чужой же? Да и разве стезя воина не предполагает подобного финала? А если так, то чего переживать?» И сразу успокоился.
– Ну и пусть чужой, – заявил он Парду.
Оньгъе посерьезнел и, пожевав почти по-стариковски губами, молвил:
– В том-то и дело, вьюнош, что чужой смертью помирать еще тяжельче, чем жить чужой жизнью.
– Зачем ты так сказал?
– А что – соврал?
– Нет, но…
– Парень связался с лангером, пусть хоть немного понимает, что происходит.
– Ну, не знаю…
– Я знаю. Людям всегда нужен выбор.
– Но его нет.
– Да, но пусть это будет иллюзия выбора.
– Хм… очень по-человечески…
– Да уж. Мы мастера питать иллюзии.
– Сомнительное достоинство…
– У тебя и такого нет.
– Тоже верно.
– Ото ж!
Семнадцатого числа месяца олот 1695 года Драйк Дэвис был жестоко и немилосердно вытолкан взашей из отцовского дома. Впервые за почти тридцать лет сын Верховного командора оказался в положении, в котором большинство его ровесников, вне зависимости от происхождения, пребывали уж с десяток лет, то бишь наедине с тяготами и лишениями обычной жизни. В дорогу ему лорд Далмэди выдал вполне увесистый кошелек с серебром, чтоб уж не совсем бросать наследника на произвол судьбы. А, кроме того, дадены были четкие инструкции, как в Ятсоуне отыскать лорда Эрклиффа, какая информация из его изысканий более всего необходима для дальнейших действий и что делать в Канегоре в ожидании эльфа. Память Драйка редко подводила, но лорд Далмэди все равно заставил выучить список наизусть. Не иначе как для того, чтобы лишний раз унизить сына в его же собственных глазах.
При себе у облеченного важнейшей миссией молодого человека имелся меч, с которым он умел неплохо управляться, целая торба свитков и книг, а также запас еды на три дня. Но покидать Орфиранг, да еще почти сразу после празднования Нового года, Драйку не хотелось категорически. Пришлось бы пропустить прелюбопытную встречу у давнего приятеля, на которой будет сама Танила – прима столичных подмостков, певица и декламаторша. К ней Драйк испытывал некий интерес. И тут следует отметить, что сына лорда Далмэди если и интересовали прелести красотки Танилы, то лишь как приложение к ее великолепному сопрано, которое в паре с его баритоном должно было произвести на собравшихся неизгладимое впечатление. А впечатление как раз и было тем самым желанным итогом, к которому так страстно стремился всю свою жизнь Драйк Дэнис.
Странное дело, молодому человеку, довольно успешно осваивавшему иностранные языки, изучавшему философию, читавшему труды мудрецов, коих обожал цитировать, не хватало в последнее время именно всеобщего признания. Он так привык, что с ранней юности окружающие люди, пообщавшись с ним, приходили в восторг от его эрудированности и ума. И плевать, что папаша смотрел на отпрыска с плохо скрываемым раздражением. Драйк фонтанировал цитатами, умело ориентировался в философских течениях, отличал астрологический прогноз от астрономического и лихо осваивал все новые и новые области искусства.