Или попросить помощи. Меня воспитывали всегда так, что могу рассчитывать только на себя и маму, мамы нет, а я у себя есть. И в связи с этим воспитанием мне очень тяжело просить кого бы то ни было о чем либо. И это сильно усложняет мое жизнь. Против себя идти очень тяжело. Но, видимо, иногда приходится. Достаю блокнот и ищу телефон своей тети, сестры отца. Мы не общались с ней с тех пор, как умер папа. Она всегда была женщиной авторитарной и очень амбициозной, без меры любящей себя, свои принципы и личное пространство. С мамой они не сильно ладили, и чтобы сохранить хоть какие-то отношения мама сократила общение до минимума. Тетя Таисия жила в Москве. Не сказать, чтобы прямо в центре, но и все-таки не сильно за его пределами. Это единственный родной человек, который остался у меня во всем мире, и если она откажет мне, то рассчитывать больше не на кого.
Набираю номер и, после непродолжительных гудков, мне отвечает строгий, моложавый женский голос. Поздоровавшись, я решила не тянуть и не тратить в пустую свое и чужое время и перешла к сути вопроса, а именно может ли моя тетка приютить нас на месяц-два, пока я не встану на ноги и не смогу снять квартиру и оформить детей в сад. На какое-то время повисло молчание, мне казалось оно вечным, и я уже хотела положить трубку, как тетя Тая ответила коротко: «Да», продиктовала адрес, свой график работы и отключилась. Я выдохнула, может еще год назад такое поведение близкого мне человека показалось обидным, ведь в конце концов мы — это единственные родственники, которые остались у нее, своих детей у нее не было и нет, мужа тоже, родители умерли еще до смерти моего отца. И все-таки родные люди на то и родные, чтобы понимать друг друга как никто другой, и я понимала что даже то, что она согласилась для нее подвиг. И была благодарна и настраивала себя как можно быстрее уладить организационные моменты нашего переезда и постараться быть независимой от нее. Так сентябрьским утром, в один момент моя судьба снова сильно поменялась, и я переехала в столицу.
Глава 3
Маша.
Нельзя сказать, что переезд был очень болезненный, но и легким его не назвать. Мои проказники ни разу не ездили в поезде и поэтому эмоции переполняли детей. Нам почти не удалось поспать ночь, а рано утром мы уже были на вокзале в Москве. Сказать, что это был шок, ничего не сказать. Огромное количество людей бесконечно спешащих и толкающихся, разбегающиеся дети, которым я никак не могла внушить тот факт, что в большом городе ты никому не нужен и потеряться в таком месте — это почти приговор. Я жутко нервничала за Саву и Славу, которые то отставали, то неслись вперед. Тяжелые сумки, бессонная ночь, переживания за будущее и настоящее не делали из меня милую и ласковую мать и очаровательную девушку. В таком состоянии, почти на пределе, готовая сорваться в любой момент, я переходила дорогу на только что загоревшийся зеленый для пешеходов. Я не заметила несущейся иномарки и только услышала сигнал машины и визг тормозов. Удара как такового не было, легкий толчок в ногу, но толи от страха, толи от неожиданности я покачнулась и потеряла равновесие. Встреча с асфальтом была болезненней, чем с машиной. И, по всей видимости, это и было последней каплей, которая пробудила цунами.
Слезы хлынули из глаз неконтролируемым потоком, тело задрожало, но вместо жалости, в груди проснулась невероятная злость, я бы сказала, ярость, которая была направлена толи на меня, толи на водителя, толи на весь мир. Разбираться с причиной и объектом моей злости было абсолютно неуместно. А сил на контроль и подавления не было, к слову, вообще. Я резко вскочила на ноги, потерла коленки, схватила сумки и понеслась к тротуару, беглым взглядом оглядывая испуганных, но судя по всему живых и невредимых детей. И оказавшись на тротуаре, в окружении зевак, почувствовав за спиной силу толпы, я сорвалась.
— Вы купили права на сдачу? — кричала я командным и непривычно громким голосом, — Вы считаете, правила дорожного движения придумали идиоты? Я вас спрашиваю. Кто вам дал право ездить на «красный»? Вы скорая? Может вы секретный агент, спешащий на задание? Так вы его провалили, вас рассекретили, вы — мудак! — на последнем слове, я осеклась, глядя на недовольное лицо водителя, все-таки не так все печально, я жива, здорова, и даже внутреннее напряжение стало меньше. А вот обзываться, стоя на перекрестке в окружении зевак, молодой девушке с двумя детьми, по меньшей мере, не красиво, если не брать в расчет приличия и педагогичность ситуации, ведь за всем происходящим наблюдают мои дети. «Боже мой! Возьми себя в руки Маша!»