Температура вокруг них нагрелась, когда его неумолимый взгляд пронзил ее. Клэр чувствовала тепло, исходящее от каждой молекулы в комнате. Не отрывая взгляда, он положил блокноты на комод. Единственная причина, по которой она хотела показать ему эти блокноты, — это дать знать ему, что она уже выполнила его указания. Кроме того, рассуждала она, она же велела ему оставаться внизу. Это подавляющее чувство вожделения было не тем, что она планировала. Ее разум боролся с ее телом. Он уже отверг ее. Она не могла допустить, чтобы он сделал это снова, и все же, не задумываясь, ее ноги двигались в его направлении.
Неужели он тоже двигался навстречу? Она не знала. Каким-то образом они были всего в нескольких дюймах друг от друга.
Приказывая себе остановиться, Клэр разорвала их взгляд и опустила глаза в пол. Через несколько секунд она почувствовала тепло его пальцев, приподнявших ее подбородок и заставивших встретиться с ним взглядом. Она упрямо вздернула подбородок, но не открыла глаз.
Богатый баритона приказал: — Открой глаза. Посмотри на меня.
Прижавшись лбом к его широкой груди, она глубоко вздохнула. Его одеколон наполнил ее чувства, когда она пробормотала: — Я не могу.
Она почувствовала, как его слова рокотом отдаются в его груди. И это не было просьбой.
— Посмотри на меня! Я хочу видеть твои проклятые глаза — сейчас же!
— Пожалуйста, пожалуйста, Тони, не надо. Я не смогу принять ещё один отказ — только не от тебя.
Приподняв ее лицо, он коснулся губами ее губ, прежде чем его слова смягчились, и он спросил: — Почему ты показала мне это?
Он не выпустил ее подбородок, когда ее глаза, наконец-то, открылись. Посмотрев вверх, она поняла, что, несмотря на ее заявления об обратном, он не только держал под контролем ее подбородок, он контролировал и ее сердце.
— Для того, чтобы ты знал… Я сталкивалась с нашим прошлым — много раз. И даже зная это прошлое, я хотела будущего.
Его слова окутали жаром, каждое несло теплый ветерок её щекам: — Хотела? В прошедшем времени?
Она хотела сказать, «нет, я хочу», но ей причиняли боль слишком много раз. Ее возмущение возросло.
— Ты не хочешь меня! Ты бросил меня в тюрьме штата Айова! Ты заявил мне две недели назад, что хочешь развода! Я не могу жить в фантазии! Ты не хочешь меня — или будущее со мной! Отпусти мой подбородок и перестань притворяться!
С каждой фразой громкость её голоса увеличивалась.
Он повиновался ее требованию и выпустил ее подбородок; однако, высвободиться из его захвата было нереально. Заставляя ее держать лицо повернутым к нему, Тони скользнул рукой к ее затылку, а другой рукой обхватил ее миниатюрное тело. Он не думал и не разубеждал себя, когда его губы завладели ее губами.
В течение двух недель он пытался отпустить ее. Он хотел освободить ее и дать ей свободу, которую она заслуживала — свободу, которую он отобрал так много лет назад, но — каждый день, каждый час, каждую минуту, каждую секунду — были агонией. Когда Тони не было рядом с Клэр, он думал о ней. Когда он был рядом с ней — его энергия была направлена на борьбу с его желанием. Это выматывало. Чувствуя свои губы на ее, он больше не хотел сражаться. Его грудь прижималась к её, двигая их, шаг за шагом, пока они не оказались на одном уровне со стеной. Его потребности усилились, когда он почувствовал ее грудь против его. Он приказал себе остановиться — он не годился для нее — но он не слушал — он не мог. Без всякого сожаления его язык проник между ее губ, и его хватка притянула ее бедра к его.
На мгновение, кулаки Клэр оттолкнули в знак протеста. Вскоре она поняла, что сопротивление бесполезно — в основном потому, что она и не хотела сопротивляться. Его действия заставили ее забыть о каких-либо разумных доводах. Все, чего она хотела, — это настоящее, а потом голос Тони загремел, как гром, и его кулак ударил по стене над ее головой: — Я говорил тебе, я никогда не притворялся в том, что люблю тебя! Я люблю тебя! И это в настоящем времени!
Пока стена вибрировала, она смотрела на то, как в его глазах плясали огоньки тьмы. Она хотела увидеть эмоции, и теперь она получила их! Прежде чем она смогла ответить, его тело прижало ее к стене. Запах одеколона, смешанный с мускусом, одолел ее обоняние. Ее тело плавилось от ощущения его губ и рук. Она услышала, как бьется ее собственное сердце в то время, как приток крови слишком быстро пульсировал по ее венам. Вскоре их прерывистое дыхание наполнило ее уши, и она боролась, чтобы восстановить дыхание, которое он забрал. Ее тело бездумно реагировало на его прикосновения, а его желания стали более выраженными, и ее стоны эхом отражались в их большой комнате.