Это смятение и то, как оно появлялось, Клэр не могла контролировать. Она хотела остановиться, вести себя хорошо, но иногда не могла заставить своё тело подчиняться, и тогда безликие люди связывали её. Так много образов проносилось в голове — она ненавидела быть связанной. Безликие голоса говорили, что привязывание — для её же блага, чтобы она не навредила себе. Клэр всё равно боролась — ведь она никому ещё не навредила. Хотя подождите — да, навредила…
История её насильственных действий была задокументирована. И раз она была способна на это, лучше перестраховаться. Успокоение приходило тогда, когда она меньше всего ждала этого, когда всё, казалось, было потеряно.
Клэр слышала его голос.
Она не могла предугадать, когда это произойдёт, она не могла спровоцировать это или даже молиться об этом. Нет, Тони появлялся по собственному расписанию и по своей воле. Его голос приходил — слово, шёпот или длинная бессвязная речь. Мелодия глубокого баритона могла успокоить её, как ни одно лекарство.
Когда Клэр только появилась в «Эвервуде», лица и руки, которые выводили её на улицу, пытались приобщить её к работе в саду. Они клали ей в руки инструменты, но она не хваталась за них — она не могла. Это было слишком болезненно. Это напоминало ей о садах в поместье или тех, что были там, в их раю. Со временем лица сдались. Клэр так предполагала, ведь она не спрашивала. Неважно почему, главное, что они больше не настаивали.
Временами она пыталась вспомнить свою жизнь и не могла. Всё перемешивалось в одну серую массу — тёмное бледнело, светлое темнело — этакое место между мирами. Там было «прежде» — раньше, годы назад, давным-давно — когда у жизни был цвет. И там было «после» — время, когда всё исчезло, когда серое победило — время после темноты.
Её усилия по сдерживанию этой серости не увенчались успехом, и, со временем, она прекратила попытки. Серость сочилась отовсюду, проникала в мысли, заполняла пустоты. Её мир, её реальность стали серыми, бесцветными.
Потом вдруг, также неожиданно, как и его голос, без причины, начинали проникать оттенки цвета. Это был цвет непрошенных воспоминаний. Она была беспомощна в попытке остановить их. Обычно они начинались с ясных оттенков весенней зелени и голубизны над волнами озера. Без предупреждения всепоглощающая боль — обезоруживающее чувство утраты — останавливало её. И тогда, ещё хуже, чем серость — не было больше ничего. Ни белого, ни чёрного — НИ-ЧЕ-ГО!
Эта пустота была вызвана не только потерей Тони. О, она хорошо его знала, он бы возвращался на подольше, чтобы разжечь ее страсть, воспламенить ее желание, и потом исчезнуть опять. Это небытие было чем-то ещё — чем-то, что она не могла определить — чем-то, куда и серость не могла проникнуть — чем-то, что заползало прямо в сердце.
Если она позволяла мыслям задержаться на пустоте дольше, это разрывало её душу в клочья, и она чувствовала каждый рывок, когда мгновенные сцены с ребёнком и пожаром проносились в её сознании. Это была самая испепеляющая боль, какую она когда-либо испытывала, а ведь без сомнения, Клэр была ветераном боли. Она перенесла потерю, претерпела трагедию и выдержала физические страдания — черт возьми, она сама выдержала смерть.
Без предупреждения эта пустота приближалась к ней и опускала ее на колени. В такие моменты ее тело сжималось. Она слышала, как первобытная мольба срывалась с её губ — не слёзы, не рыдания в подушку. Она слышала мученический вой, который никто не мог понять, только она. Когда это случалось, приходили люди. Они говорили слова, которые она не могла разобрать, и новая боль появлялась в её руке.
Иногда она кричала только затем, чтобы почувствовать благословенный острый укол. Лица и голоса не понимали… она не могла просить, это было бы разглашением информации, и всё же ощущение укола вело ко сну — отсрочке от осознания серости и удушающей пустоты. Жизнь перестала быть настоящей. Возможно, она никогда и не была, и никогда не будет…
Иногда Клэр вспоминала чёрные пустоты. Эти мысли не пугали её, наоборот, чёрное поглощало серое, поедало небытие и обещало сильные эмоции. Ничего и никогда в Тони не было серым. Там всегда были цвета: голубые, зелёные, красные и коричневые. Так многое может ассоциироваться с оттенками коричневого. Память об этом коричневом, переходящим в чёрный, заставляла ее сердце биться чаще, бесконтрольно пульсировать, и голод тела по страсти, который только он мог утолить.