И вот к этому-то нежноглазому молодому человеку подскочил Маслов и, тыча ему под нос наганы, приказал:
— Жить хочешь?.. Выдавай Цируля. Он где-то здесь спрятался. И Пригодинского давай. Тогда будешь жить. Мы ими прикроемся и отойдем.
Ошеломленный агент взирал на Маслова, как на сумасшедшего.
— Послушай, — начал Зернов, — ведь ты...
— Э-э-э!.. Что было, то быльем поросло. Сейчас мой бог — полковник Осипов, диктатор и главнокомандующий!
— Осипов?! — ахнул Зернов.
— Собственной персоной. Переходи на нашу сторону, не пожалеешь. Ну... Где тут Цируль?
Долговязый и инфантильный Маслов рухнул на пол, выронив наганы. Это Зернов, умеющий запросто наматывать на кулак кочерги, обрушил свой кулачище на переносицу провокатора.
Разбив стекла, в окно впрыгнул Соколовский, тоже могучий силач. Он помог Зернову связать предателя. Едва управились, мятежники, перебив охрану в коридоре, стали ломиться в дежурную комнату. Зернов уложил из нагана двоих, радостно вскинул руки — и упал, сраженный пулей. Соколовский открыл огонь из маузера. Оборонялся успешно.
...В это же время начальник угрозыска Пригодинский поднял в атаку тридцать человек, атаковав бандитов, залегших во дворе. Напор был всесокрушающий. Мятежники бросились наутек. Девять негодяев, пытавшихся сопротивляться, Пригодинский приказал немедленно расстрелять.
Оставшиеся в живых бросили оружие, подняли руки, их немедленно водворили в камеры, из которых они совсем недавно выпустили около шестидесяти душегубов.
Пока шло сражение во дворе, Маслов, пришедший в себя, увидев, что Соколовский ринулся на помощь товарищам, ведущим бой, сумел развязаться, взбежал по пожарной лестнице на крышу, затем спрыгнул в сад и бросился со всех ног куда глаза глядят.
Работники уголовного розыска торжествовали победу. Далась она им, однако, дорогой ценой. Погибли товарищи, замечательные пламенные большевики, просто хорошие люди.
Едва была разгромлена масловская банда, отошла к зданию уголовного розыска группа Цируля — Аракелова.
— Живем! — ликовал Пригодинский. — Черта лысого они теперь одолеют.
— Рано ликовать, — оборвал его Цируль. — Что телефонная связь?
— Белобандиты телефонную станцию захватили, — виновато заморгал глазами Александр Степанович. — Нет связи.
— Ну вот... Значит, радоваться рановато. Распорядитесь занять круговую оборону.
Мятежники овладели почти всем городом. В руках Советов оставались лишь крепость, «Рабочая крепость» (Главные железнодорожные мастерские) и уголовный розыск на улице Шахризябской.
Осипов, подкрепившись с утра стаканом коньяку, хорохорился:
— Еще один удар, и амба Советам!.. Капитан Ботт, немедленно отправить телеграмму командиру Казанского полка, на Закаспийский фронт. Пиши... «Выехать с полком в город Ташкент в распоряжение мое».
— Так точно, записал, господин диктатор. Гениально!
— С чего решил что гениально?!
— Боевой полк. И еще... Он же фронт обнажит. В дыру и хлынут англичане с белогвардейцами. Нам на помощь!
— Ха! — удивился Осипов. — Из молодых, да ранний. Соображаешь. Однако займемся другим. Где мои белоснежные генералы, а?
— Воюют. Кто возле мастерских, кто блокирует крепость, кто на уголовный розыск наседает.
— Служаки. А как насчет комиссаров? Взяли еще кого-нибудь? Неужели больше никого не взяли?
— Взяли! — радостно воскликнул Ботт. — Качуринера на кучу уложили. Схватили на улице.
— Мишу... — задумчиво произнес Осипов. Перед его мысленным взором возник образ убитого комиссара. Красивый, с тонкими чертами лица юноша в поношенном пиджаке и расстегнутой косоворотке. Очки, как у Чернышевского, продолговатые. Тоже ученый человек, хотя ему всего двадцать два года... Было!.. Двадцать два...
«Диктатор» вдруг вздрогнул, увидев окровавленный труп с благородными чертами лица. Он лежал навзничь на зловонной куче и иронически улыбался, глядя на Осипова.
— Чур!.. — прошептал заговорщик.
— Что-с? — не понял Ботт.
— Ничего... Ты не уходи, Женька. Мне одному... не управиться. И Стремковского разыщи... Нет, скажи, чтобы разыскали. Ты же со мной... Понимаешь, со мной. Мой личный адъютант.
В городе трещали выстрелы. Светало. И запыхавшиеся посыльные сообщали весть за вестью.
— Передал, господин главком, вашу записку Белову. Он ответил: «Это уже третья. Пусть не надеется. Когда защитники крепости узнали о расстреле комиссаров, они потребовали разгромить осиповское логово. Я это и сделаю. Но в нужное время».