— Ваше приказание, господин полковник, выполнено. Высланы пулеметные команды для перекрытия железнодорожных и шоссейных дорог с целью недопущения в Ташкент красных резервов.
— Перебежчик из «Рабочей крепости» сообщает: узнав о расстреле комиссаров, о гибели правительства, рабочие Главных железнодорожных мастерских пришли в ярость... Потребовали создания временного революционного органа. Сейчас они его там и формируют. Повстанцев объявили мятежниками и вне закона...
— Хватит! — оборвал посыльного Осипов.
Что же получается?.. Рабочие мастерских нередко сердились на некоторые решения большевистских комиссаров. Да и большевиков в мастерских осталось — кот наплакал: в основном все они ушли на фронт. И эсеров там пруд пруди. А обычные, беспартийные люди, работяги, терзаемые голодом... Они тоже за большевиков!.. Непостижимо.
— В Главных железнодорожных мастерских сосредотачиваются вооруженные отряды рабочих, Четвертого Туркестанского полка, курсанты и командиры Оренбургской школы военных инструкторов...
— Записка от Колузаева!..
Осипов встрепенулся.
— Давай!
Дрожащими руками развернул... «Осипову, главарю мятежников. Предлагаю сложить оружие. Для подтверждения сказанного сообщаю: как только рабочие узнали о расстреле вами комиссаров, они потребовали, чтобы их вооружили и бросили на подавление мятежа. Еще есть время одуматься. Я пока уговорил не выступать с оружием в руках. Создали Временный военно-революционный Совет в составе 37 человек. Это новое правительство. Большинство — эсеры. Я — командующий войсками. Советую все взвесить».
«Диктатор» почувствовал, что ультиматум Колузаева, вновь испеченного командующего войсками, — фикция. Гришка советует все взвесить. Это хорошо. Значит, не забыл Гришка нашего разговора за бутылкой водки, когда я предлагал ему перейти под мое начало. Он, правда, из таких же, как и я. Но я опередил. Пусть неудачник плачет. Он злобствует. И он выжидает — чья возьмет?
— Капитан Ботт, приказываю: именем моим задержать на станции Кауфманская эшелоны, идущие с Ферганского фронта, во главе с Солькиным... — Иуда запнулся. Он вдруг отчетливо сообразил: Саша Солькин, милый юноша, второй председатель ТуркЦИКа, — приемный сын Николая Васильевича Шумилова, женатого на большевичке Лукии Ивановне Солькиной!.. Женатого!.. Был женат. Теперь она вдова. А Солькин — сирота. А сейчас Шумилов лежит, окровавленный, на куче. И его сын спешит на помощь отцу!..
Осипов оглядел кабинет, Ботта, порученцев шалыми глазами. Не таясь, вытащил бутылку, хватанул стакан.
— Как обстановка?
Кто-то произнес испуганно:
— Со всех сторон к большевикам подкрепления жмут. А Казанский полк и не думает покидать Закаспийский фронт.
— Перекрыть все пути, послать туда новые пулеметные команды! — истерически вскричал «диктатор».
В зданиях кадетского корпуса расположился госпиталь имени Полторацкого. В военном отношении он никакой ценности не представлял. Находился на окраине города. Но неподалеку от госпиталя проходила железной дорога с блокпостом. Бывший штаб-ротмистр Лбов, выпущенный из крепостного каземата, часто навещал старшую медсестру Кручинину. Пришел он к ней и на исходе дня 18 января. Симпатичный, общительный, он близко сошелся с комиссаром госпиталя Иваном Ефимовичем Ивановым.
Вот и сейчас он повстречался с комиссаром.
— Устроились, наконец, на работу? — поинтересовался Иванов.
Лбов кивнул.
— Учусь на столяра. И вроде ничего получается. Зинкин меня похваливает.
— Зинкин?! — воскликнул Иван Ефимович. — Вам повезло. Замечательный человек. Наша большевистская опора в железнодорожных мастерских. Золотые руки.
— Михаил Максимович удивительный человек! — согласно кивнул Лбов. — Энергии необычной. Работает — просто заглядеться можно. После работы уходит патрулировать. Когда он спит — уму непостижимо.
Солнце клонилось к закату... Издалека донеслись выстрелы.
— Опять бандиты, — досадливо поморщился Иванов.
Нет, это были не просто бандиты. Немного погодя в госпиталь возвратился красноармеец охраны, отпущенный в увольнение.
— Так что, — по-старинному доложил он, — в городе мятеж. И меня подбивали примкнуть к мятежникам!
— Кто?
— А леший его знает. В солдатской форме, а по ухваткам офицер. Сказал: «Давай к нам. Большевикам крышка!»