Из толпы выскочила Муфельдт, простоволосая, шальная. Заорала:
— Котик, куда же ты? Не бросай свою княгиню!!!
Осипов даже не оглянулся.
Елизавета Эрнестовна расхохоталась. Но ей не было смешно. Ей было страшно. Опора уходила из-под ее ног.
Палач, услышав хохот с истерическими нотками, мрачно взглянул на Муфельдт, но не узнал ее. Он вообще никого не узнавал, видел — и не видел, слышал — и не слышал. Кто-то ему взволнованно жужжит на ухо... Кто это?.. Вроде голос Ботта, а похож на Стремковского!..
— Заткнись! — прохрипел он, так и не поняв, что ему говорят и кто говорит.
Сейчас, глядя на покидающие город жалкие остатки осиповского воинства, Муфельдт изнывала от бешенства и страха. «Ку де гра» — разящий удар нанесли большевики! И что же теперь делать? Бежать в обозе мятежников?.. Рискованно. Осипов при сложившейся ситуации постарается уничтожить меня. Ему не нужны нынче опасные свидетели. Самой уйти?.. И оставить золото, деньги, драгоценности, захваченные уголовным розыском и сданные в Народный банк!.. Нет, это невозможно. Еще не все потеряно. Надо перейти на нелегальное положение. В банке есть хороший знакомый, Виктор Викторович Глебович. По профессии контролер, по призванию — спекулянт и бабник. У него доступ к банковским ценностям. С ним я смогу договориться. Он обеспечивает мне доступ к сейфам, я ему — доступ к моему телу. А коли заартачится, не захочет рисковать, хотя я ему предложу даже половину барыша?.. Есть другая отмычка — он занимается махинациями с валютой, скупает золото. За такие штуки большевики ставят к стенке!.. Решено, остаюсь.
Муфельдт не знала, что поручик Ростовский со своим взводом уже ограбил Народный банк.
Чимкентский тракт быстро пустел. «Бывшие» возвращались в свои дома, к своему имуществу, с трепетом ожидая дальнейших событий.
Простые рабочие люди радовались. Пожилая женщина, разгребая перед своим домиком снег, рассуждала вслух:
— Ироды! В святой день затеяли душегубство. Вот их и покарал господь.
Рабочий табачной фабрики «Тамерлан» расхохотался:
— Большевики их покарали, мамаша. Ну, а как ты сама-то насчет большевиков, одобряешь или?..
— В священном писании сказано, — уклончиво отвечала женщина: — Всякая власть от бога.
— Э, нет! — возразил рабочий. — Апостол Павел в данном случае оплошал. Не всякая власть от бога. Осипов чертом был ниспослан. Ну ему, чертяке, и всыпали, как положено!
— Золотые твои слова, касатик.
По дороге широко шагал красноармеец с забинтованной головой, неумело наигрывал на тульской двухрядке и орал счастливым голосом:
К утру двадцать первого января очаги сопротивления мятежников почти повсеместно были ликвидированы. Войска, рабочие отряды, национальные формирования и боевые партийные дружины соединились с крепостным гарнизоном в центре города. Отряд сотрудников Управления охраны, уголовного розыска, милиции перекрыл основные улицы и отрезал от Чимкентского тракта до шестисот мятежников во главе с генералом Павловским. Они сложили оружие.
Однако Осипову с отрядом в пятьсот штыков и сабель удалось вырваться из города. Помог ему избежать заслуженной кары командующий войсками Колузаев. Член ЦК левых эсеров понимал, что, поймай большевики кровавого «диктатора», тот помалкивать не станет, все выложит. А у Колузаева с Осиповым было много тайн. В сущности, они не сошлись только в одном: кому быть «диктатором».
И теперь Григорий Колузаев принимал лихорадочные меры к тому, чтобы кровавый предатель выбрался из города. Командиры всех трех штурмовых отрядов, которые тогда назывались «флангами», доносили о том, что настроение бойцов самое боевое, бодрое. Тем не менее на заседании Временного военно-революционного Совета Колузаев заявил: люди устали, голодны, страдают от холода!
По настоянию большевиков и рабочих вдогонку за мятежниками был отправлен отряд. Но и тут Колузаев с помощью члена Совета, левого эсера Панасюка, помог предателю. Отряд он сформировал из необстрелянных людей, посадил их на обозных лошадей, никогда не бывавших под кавалерийским седлом. Тем не менее началось преследование осиповской банды. К двум часам дня Ташкент был полностью очищен от мятежников.
На вокзале вдруг поползла лента телеграфа. Аппарат отстукивал открытым текстом: «Осипова или Агапова прошу аппарату... Капитан Мацкевич».