— Где брат и Стремковский?
— Бежали вместе с Осиповым.
Дело об убийстве Блаватского передали в ЧК, в следственную комиссию Богомолова. Отправили в ЧК и Елизавету Муфельдт, поскольку она, прежде всего, представляла собой ярого врага Советской власти. На прощанье Фриц Янович Цируль все же спросил ее:
— Не грызет совесть?.. Навели банду Абрека даже на генерала Мельникова, вашего родственника. И мы знаем теперь, что в похищенном мягком полукресле было много валюты, что «липовое» завещание Мельникова на ваше имя состряпано подлыми руками.
Муфельдт, постаревшая, с опущенными чертами лица, пожелтевшая, зловеще ухмыльнулась. Произнесла, сдерживая ярость:
— Вас всех... Всех!..
И умолкла. Однако тем, кто слышал ее слова, стало жутковато, хотя она и на крепком запоре и скоро вообще перестанет существовать.
Что касается Осипова, то он с небольшой группой мятежников все же сумел пробраться к Мадамин-беку в Фергану. Несколько месяцев он принимал участие в бандитских набегах. Но его шайка таяла, неся потери в схватках с частями Красной Армии. И тогда кровавый авантюрист укрылся под крылышком эмира Бухарского.
Правительство РСФСР через своего дипломатического представителя в Бухаре — Аксельрода потребовало от эмира выдать Осипова как преступника, а вместе с ним и остатки его банды: Евгения Ботта, Тейха, Гагинского, братьев Стремковских и еще восьмерых его сообщников, чьи руки обагрены кровью.
Эмир Сейид Алимхан, после некоторого раздумья, выдал сообщников Осипова, но не как преступников, а как якобы... дезертиров «дружественной эмиратству Красной Армии». Что касается Осипова, то эмир, выполняя настоятельную просьбу английской разведки, заявил Аксельроду о том, что пребывавший некоторое время в его эмирате «полковник» Осипов... бесследно исчез, видимо, боясь ответственности. В действительности же кровавого палача и ренегата Сейид Алимхан тайно переправил за кордон.
Горько, обидно, но что поделаешь? Негодяй ушел. И все же я верю: постигнет суровая кара и Осипова.
Я уже писал о том, что басмачество хиреет. Многие шайки сдаются на милость новой власти, хотя отдельные банды еще свирепствуют. Что особенно отрадно — против басмачей выступают коренные жители Узбекистана. Упомянув чуть ранее о капитуляции Мадамин-бека, хочу сейчас оставить об этом для истории некоторые красноречивые детали.
Двадцативосьмилетний Мадамин-бек (Мухаммед Амин-бек Ахматбеков), осознав безвыходность своего положения, решил сдаться на милость победителей, тем более, что ему и его «армии» была обещана амнистия.
По рассказам очевидцев и сообщениям прессы, позволю себе нарисовать сейчас картину последних дней «армии» Мадамина.
Близилась весна двадцатого года. Мадамин-бек, главарь «Мусульманской армии», в раздумье сидит на белой кошме, облаченный в английский френч. Невеселые думы грызут его мозг. Его загнали красные аскеры как шакала. Холодно, мозгло, хотя и чувствуется приближение весны. Кишлак Кара-тепе. Подалее, в долине, Наманган, куда уже «великому беку» не пробиться. Армия его тает. Сдались красным командующий «Крестьянской армией» эсер Монстров, один из опытнейших военачальников полковник Сулейман Кучуков, «военный министр» генерал Муханов, непобедимый палван, великан Мулла-Умар Незаметдинов!.. Конец... Всему конец!
Мадамин-бек встал, прошелся по дорогому гератскому ковру. Взгляд его остановился на зеленом «священном» знамени газавата, с вышитыми серебром звездой и полумесяцем. Это знамя было преподнесено ему по рекомендации самого Бейли как символ нерушимой совместной борьбы против большевиков. Потоки крови пролились под этим знаменем. И все зря!.. Теперь приходится вести переговоры с большевиками о капитуляции.
Мадамин вновь сел на ковер, принял важный вид. Хлопнул в ладоши. В комнату вбежал прапорщик Фарынский, начальник его личной охраны, командир «Волчьей сотни».
— Начальника штаба ко мне.
Через некоторое время вошел... полковник Корнилов. Он обрюзг, опух от пьянства. Глаза красные, больные.
— Надо встретить делегацию большевиков.
Корнилов вздрогнул.
— Все же решили вести переговоры?
— Вам это не по душе? — усмехнулся Мадамин.
— Еще бы! Ведь я, как один из руководителей ТВО, помилованию не подлежу... Может, еще повоюем, а?..
— Все в руках аллаха, полковник. Предупредите всех, чтобы ни единый волос не упал с головы парламентеров. На вашу ответственность. Иначе расстанетесь со своей собственной головой!