Цируль распорядился отправить тела погибших в военный госпиталь на судебно-медицинскую экспертизу. Вскоре работники розыска занялись изучением и снятием следов.
Уже светало. Хилое солнце робко просвечивало грозовые тучи. Пригодинский с Лугиным работали во дворе. Крошков с помощью специального порошка переносил на целлулоидную пленку обнаруженные отпечатки пальцев. Цируль с интересом наблюдал за его действиями. Действительно, целая наука. Может, самому и не придется этим заниматься, но подучиться надо. Обязательно.
Вдруг в комнату стремительно вошел невысокий человек в кавалерийской шинели и черной кожаной фуражке.
— А, Зинкин! — приветствовал вошедшего Цируль. — Познакомьтесь, Алексансаныч... Михаил Максимович Зинкин. Вообще-то он по профессии столяр. А к нам его временно — и жаль, конечно, что временно — командировала партячейка станции Ташкент-пассажирская. Скоро уже месяц, как помогает нам укреплять кадры. И еще он член исполкома Ташсовета... С чем пожаловал, дорогой товарищ? А у нас вот опять бандиты убили и ограбили...
— Убили и ограбили?! — гневно прошептал Зинкин, щуря светлые глаза. — Может быть, и убили и ограбили, но...
— Что значит «может быть», когда всю семью порешили!
— Страшное преступление. Но оно вдвойне страшнее еще тем, что это и политическое убийство! — Зинкин протянул руку с какой-то бумагой.
Это оказалась обертка обыкновенной гимназической тетради, изготовленной, видать, еще при Временном правительстве, поскольку на ней была реклама «Займа Свободы» и призыв «Сражаться с гуннами до победного конца!»
— Да объясни же наконец, в чем дело? — удивился Цируль.
— Обязательно объясню. Я дежурил в исполкоме. Ночью мне позвонили из управления, сообщили о твоем отбытии на место преступления.
— Да, я поручил это Ковалеву.
— Сразу я приехать не мог. А вот недавно меня сменил Финкельштейн, и я сразу же направился сюда. Подхожу к дому и вдруг вижу какую-то бумажку, прикнопленную к воротам этого дома. Вот она... Читай!
На другой стороне тетрадочной обертки крупными корявыми буквами было написано:
ЗА СИСТЕМАТИЧЕСКУЮ КЛЕВЕТУ НА ПРОЛЕТАРСКУЮ РЕВОЛЮЦИЮ И ЕЕ ВОЖДЕЙ ИСХАК АУЛОВ И ВСЕ ЧЛЕНЫ ЕГО СЕМЬИ ПРИГОВОРЕНЫ К РАССТРЕЛЯНИЮ
Побагровев от гнева, Фриц Янович хотел было разорвать в клочки гнусную бумажку. Но тут же сдержался. Это же вещественное доказательство. Ледяной пот проступил на лбу.
— Что с вами? — забеспокоился Крошков, заметив, как изменился в лице шеф. Не получив ответа, тоже заглянул в бумагу — и остолбенел. Со двора прибежали Пригодинский с Лугиным — им только что принесли с улицы еще несколько таких листков, пришпиленных к соседним домам.
— Как же мы не заметили эти подлые бумаженции? — сокрушенно качал головой Крошков.
— Темень-то какая была, зги не видать, — угрюмо проговорил Цируль. — И все равно это наш промах. Эх!.. Не то, чтобы электрических фонариков... Обыкновенных «Летучих мышей» не имеем. Теперь пойдут по городу слухи.
— Может быть, опубликовать опровержение в газете? — спросил Крошков.
— Нет, — возразил Цируль. — Нет, дорогой товарищ. Обыватель воспримет наше опровержение как косвенное признание. Единственное, что необходимо... Что может восстановить наш престиж — это розыск кровавых негодяев!
Цируль помолчал. Отер со лба пот. Заговорил взволнованно:
— Теперь совершенно очевидно, что контрреволюция объявила нам войну не на жизнь, а на смерть! Враги пролетарской революции сомкнулись с головорезами-уголовниками... Много у нас впереди тяжких трудов, товарищи. Мы не щадим сил и даже наших жизней, чтобы помочь новой власти навести в городе порядок. Из тридцати восьми сотрудников Управления охраны, участвовавших в операциях прошлого месяца, трое погибли, девять получили ранения. Это тяжелые потери, и особенно горестно то, что они могли быть меньше, если бы мы лучше знали дело. Но, дорогие товарищи, мы научимся. Обязательно научимся. Никакой пощады врагам!
Вбежал запыхавшийся посыльный.
— От товарища Аракелова!.. Он в гостинице «Старая Франция»... Ограбление с убийством. И вот такие листовки!..
Посыльный протянул голубоватый тетрадочный листок.
Оборотень
Дни и ночи — бессонные ночи, обагренные кровью работников уголовного розыска и их бескорыстных помощников, членов партийных дружин старогородской части и нового города. Бандиты, белогвардейцы — все враги Советской власти продолжали терроризировать население. Правда, удалось обезвредить несколько банд, так сказать, «чистых» уголовников, которым было ровным счетом безразлично, при каком строе творить преступные свои дела. Один бандюга даже разобиделся, когда ему задали вопрос: «Не на политической ли почве его шайка орудовала в городе?» Матерый громила уставил на Цируля мутные глазки, прохрипел: «Мне политику клеить?.. Хе! Обижаешь, гражданин большевичек. Свободного гражданина свободной матушки Расеи обижаешь!»