Вновь захохотала толпа, охочая до такого рода диспутов. Мрачный дядя продолжал:
— К солдатам нынешний военком товарищ Осипов относился как положено. Конечное дело, ни с кем из солдатни он в обнимку не спал, это я извиняюсь. Но порядок любил. А то, что перед начальством в струнку тянулся, так это разве грех? Дисциплина! А мы что, не «ели глазами начальство»?
— Верно!
— Давай мозгуй дальше, паря!
— А это верно, что он раньше в эсерах ходил? — крикнул узбек в полосатом халате.
— Ишь ты! — окрысился мрачный. — Откуда ты такой выскочил, юлдашок, а-сь?
— А оттуда, откуда и ты выскочил! — ядовито ответил узбек под взрыв безудержного хохота. Раздались изумленные голоса:
— Ну и отбрил. Ай да парень!
— И по-рассейски балакает запросто. Где научился?
— В России научился, — улыбался узбек, сам довольный ответом мрачному дяде. — В шестнадцатом угнали на тыловые работы. Русские люди и научили.
— Эй, ты, шайтан полосатый! — взревел мрачный дядя. — Какой такой Осипов эсер? Большевик он. А ежели что и было раньше... А чем тебе эсеры не потрафили, а-сь? Эсеры за крестьянство. Государство у нас крестьянское. Значит, и власть должна принадлежать крестьянам. Сколько эсеры царских министров и прочих сатрапов бомбами разлохматили... А-сь?!
— А большевики и за рабочих и за крестьян. А я вот, к примеру, рабочий человек. Живу в махалле Укчи, что означает квартал отливателей пуль.
— Да что ты, репей эдакий, ко мне прицепился! — вскричал вдруг мрачный плачущим голосом. — Вот и Осипов решил, что власть должна быть и у крестьян и у рабочих. По этой причине и подался в большевики. И как работает! Себя не жалеет. Мы вот здесь языком, как помелом, его помощники еще с бабами в обнимку спят, как вот тот рудой вояка со своим подполковником, а товарищ Осипов давно уже в кабинете думы думает! Это ж понимать надо. И лет-то ему всего ничего. Двадцати трех годков еще не стукнуло! Головастый товарищ.
Зинкин слушал солдат с каким-то странным чувством, похожим на зависть. Ну и популярность у нового военкома. Осипова не только солдаты хвалили. О нем хорошо отзывались его сотрудники, в Ташсовете и даже в ТуркЦИКе. Отличный организатор, требовательный к подчиненным, но не придира. Во время подавления мятежа кокандских автономистов проявил личную храбрость, после чего и выделился как активный деятель. Не сам же он занял пост военкома Туркреспублики! Его избрали на Пятом съезде Советов Туркестана.
Эй, Михаил, уж не завидуешь ли ты Косте?.. Не завидуешь. Ну и то ладно. Слишком молод для такого поста?.. Так ведь революция и делается энергией молодых. Лугин, к примеру. Тоже двадцать с небольшим!..
Толпа вдруг примолкла. Послышался цокот копыт, и у подъезда остановился экипаж, из которого легко, пружинисто выскочил совсем молодой, интеллигентного вида человек в наглаженном френче, щегольских галифе и до блеска начищенных сапогах. Темные волосы на косой пробор гладко прилизаны, на носу пенсне без металлических ободков. Вид холеный. Кто-то из толпы протянул ему руку.
— Здравия желаем, товарищ Ботт!
Ботт оказался свойским парнишкой. Руку-то он пожал одному, а поздоровался сразу со всеми. И еще пошутил:
— Что это вы, товарищи, никак до дому до хаты собрались? А кто же революцию защищать будет! Дядя?!
Послышались голоса:
— Столько лет дома не были. Подержимся малость за женок, переведем дух, и без задержки в Красную Армию.
— Это как кто. Кто до дому чешет, а вот мы с дружком именно в Красную Армию и желаем записаться!
— А из меня какой вояка, ежели я дважды ранетый в грудь, газами травленный да контуженый. Рад бы в рай, да грехи не пускают!
— Ну-ну, я пошутил, — ответствовал Евгений Ботт. — Курите лучше, угощаю, — он вынул портсигар, раскрыл, раздал папиросы щедро, не жмотничая, так что в момент ничего и не осталось в портсигаре. — Насчет Красной Армии решайте сами, по совести. Неволить не станем. Только смотрите, не роняйте чести воинов-туркестанцев и там, куда путь держите.
— Это будьте благонадежны, товарищ Ботт!
— Постараемся.
Ботт, приветственно махнув рукой, скрылся в подъезде. В толпе и про Ботта было сказано: мол, из молодых, да ранний.
— Это подумать, братцы, какие головы есть на белом свете. Пацан совсем, еле усики-«бобочка» пробилась, а уже навроде адъютанта у самого Осипова!
— Шибко чистенький. Неинтересно смотреть.
— А тебе такого надо, чтобы со вшой в обнимку дрыхал!
Вновь грянул хохот. Веснушчатый парень давно уже затерялся в толпе, может, и вовсе ушел, посрамленный, а его все донимали шутники.