— Как здоровье Александра Ильича?
— На здоровье атаман генерал Дутов не жалуется. Озабочен делами. Потому и прислал меня в качестве офицера связи для поддержания контактов и согласования действий с Туркестанской военной организацией. Простите, полковник, ТВО — это не блеф?
— Что вы, милый поручик!
— Превосходно!.. Должен еще сообщить, что при мне имелось письмо. Оно освящено в присутствии его превосходительства в Оренбургском кафедральном соборе. По понятным причинам я вблизи Ташкента, не желая рисковать, припрятал его. Возьмем его завтра. А еще лучше, если его возьмет ваш этот... комиссионер по продаже швейных машинок «Зингер»... Ха-ха!..
— В письме, очевидно, содержатся директивы?
— Разумеется, ваше высокоблагородие, хотя лично я письма не читал. А на словах мне было передано... Прежде всего следует вызволить из мученической неволи полковника Зайцева, томящегося в крепости.
— Постараемся. Полковник Зайцев одним из первых начал борьбу против совдепии. Жаль только, что его казачки, подняв восстание, не проявили боевого духа. Трудновато, конечно, вытащить полковника из крепостного каземата, однако, как говорится, попытка не пытка. Что еще передал атаман?
— Весной ваша военная организация должна разогнать совдепию. Все остальные подробности — в письме.
Бомчинский закашлялся, надрывно, с хрипом.
— Простыли, поручик?
— Немудрено было простыть, — поручик все еще кашлял, — ночевать приходилось где попало... — Откашлявшись, произнес со значительным видом: — Ваше высокоблагородие, извините великодушно...
— Не понимаю, в чем вы провинились, поручик?
— Да вот насчет плова. Не ел я его в петербургских ресторанах. В Самарканде я его ел. И не однажды, поскольку почти всю юность провел в этом древнем городе.
— Зачем же вы тогда меня за нос водили? Разыгрывали!
— Упаси бог! Просто я по вашему лицу видел, как хотелось вам порадовать новичка изумительным угощением. И еще... Не сочтите за обиду... Немножко подстраховался. Пароль паролем, а все же...
— Почему же сейчас решили, что я есть я, а не чекистский агент?
— Очень вы на своего брата похожи, генерала Корнилова Лавра Георгиевича.
— Верно. Но ведь в этом вы могли убедиться с первого взгляда, если только видели портрет брата?
— Портрет мне специально давал атаман. Но, знаете ли, на первых порах... Нервное возбуждение... Счел за благо повременить. А как внутренне убедился... Атаман Дутов велел передать... Об этом должны знать только вы и руководитель Туркестанской военной организации генерал Кондратович. Я не ветеринарный фельдшер Домжинский и не поручик Бомчинский. Моя фамилия Попенгут. Михаил Петрович Попенгут.
— Ба! — воскликнул полковник. — Никак сын Петра Оскаровича Попенгута, бывшего до конца шестнадцатого года помощником Самаркандского военного губернатора...
— Так точно.
— Как же-с!.. Старинная фамилия, потомственные дворяне Оренбургской губернии. Помнится, у вашего батюшки брат был?
— Павел Оскарович. Командовал на фронте восемнадцатой пехотной дивизией. У нас в роду все военные. Средний мой брат, Алексей, — подполковник, состоит штаб-офицером для поручений при самом атамане. Старший брат, Александр, произведен Войсковым кругом в полковники, командир полка.
— Сюрприз... Замечательный сюрприз, — расплылся в улыбке Корнилов. — Я ведь вашего батюшку прекрасно знал. Дружили даже. А вас почему-то не могу припомнить.
— Я тогда совсем молодым был. Самый младший в семье.
— Да, да, конечно, как это я не догадался. Ну что же, как говорится, с приездом. По этому случаю и бутылочку «Мумма» не грех раскупорить... Эй, Туляган, принеси нам шампанского!
Шампанское разлили по пиалушкам.
— За успехи! — произнес тост Корнилов. — За тесное взаимодействие войска атамана Дутова и боевых частей Туркестанской военной организации!
— За погибель совдепии, за погибель наших супостатов! — подхватил молодой Попенгут.
Страницы из дневника А. А. Крошкова
Третий месяц работаю я в Управлении охраны и уголовном розыске. И с каждым днем мои новые товарищи нравятся мне все больше и больше. Иные внешне грубоваты, иные, вроде Ескина, малограмотные. Зато души у них золотые. И все рвутся учиться. Сам Цируль не гнушается слушать мои лекции и даже кое-что записывает. Меня стараются беречь, особенно не загружать работой, хотя все заняты чуть ли не круглые сутки. Днем расследования, работа среди населения по организации дружин, профессиональная учеба, разные заседания. Ночью — патрулирование, засады в местах вероятного бандитского нападения.