Выбрать главу

Я расхохотался. Фон Кох ударился в амбицию. «Не вижу ничего смешного, — ворчит, — ирония судьбы-с! (Ну прямо как чеховский герой). А вас, милый мой Сансаныч, обязательно повесят. Помяните мои слова!»

На том мы и расстались. И смех, и грех. Генерал Афанасович, впавший, по-моему, в детство, проходит мимо меня, как памятник самому себе, презрительно фыркает. И очень хорошо делает. Растленный тип, соучастник в убийстве родной дочери! И вообще грязный субъект.

Так что я вовсе не прогадал, что некоторые знакомые перестали меня замечать. Но есть и такие, что теперь навязываются в друзья. Ариф-Ходжа, например. Заводчик, купец, домовладелец, богач!.. Раньше он меня не замечал, хотя я снимаю в его доме квартиру. Все время дело имел с его приказчиком. А тут вдруг недавно является Ариф-Ходжа собственной персоной, интересуется, хорошо ли я с женой устроен? Отвечаю, что все отлично, претензий не имею. Хитрый купец интересуется суммой платы за квартиру. Я назвал сумму. Ариф-Ходжа схватился за голову. «Проклятый приказчик! Вечно напутает. Это цена второй половины дома, там, где молодой Гордон-табиб проживает, а ваша квартира вдвое дешевле! — «Отчего же? — интересуюсь. — У меня три комнаты, и у доктора Гордона тоже три».

Ариф-Ходжа побагровел, но тут же нашелся. «А у вас, — говорит, — уважаемый, вход через калитку. У табиба же — парадный вход. А у нас, домовладельцев, квартира с парадным входом ценится вдвое дороже. Престижная квартира!»

Уважаемые товарищи потомки! Не осуждайте меня слишком сурово, но я принял «объяснение» Ариф-Ходжи к сведению и теперь буду платить вдвое меньше за аренду квартиры. Рассудил просто: я человек трудовой, а Ариф-Ходжа богач. Хоть и отобрали у него хлопковые заводы, магазины, однако золото он припрятал, драгоценности тоже. У него чуть ли не двадцать домов, сдаваемых в наем. Не обеднеет. А ежели и обеднеет — тоже не беда!

Вот я сейчас сижу, делаю заметки для гипотетических читателей далекого будущего. И моя Натали пишет. Точнее — печатает на «Ремингтоне». Нашла себе занятие. Переводит с французского, английского и немецкого криминалистические труды. Я ее переводы редактирую, и затем Натали начисто перепечатывает их в пяти экземплярах. И эти наши компиляции Цируль и его агенты[5] зачитывают буквально донельзя. Так что Фриц Янович издал приказ, которым обязал хранить первый экземпляр наших «трудов» в сейфе в качестве неприкосновенного фонда. И успехи налицо. Люди узнали основы дактилоскопии, судебной фотографии, учения о следах, необходимые данные судебно-медицинской экспертизы.

Жажда знаний удивительная! Поэтому и практические дела пошли лучше. Уже выловлено несколько банд. Некоторые шайки, видя, что Управление охраны взялось за них серьезно, сами куда-то подались. А недавно мы получили 87 винтовок и карабинов! Вот здорово! Но это не военном Осипов расщедрился. Они добыты в ходе ликвидации бандитских шаек, а также изъятия незаконно хранившегося и припрятанного разными сомнительными лицами оружия.

Веселый, душевный собрался в уголовном розыске народ...

Однако на время прерываю записки — пришел Зинкин. Вот он шагает по двору с ведром в руке. Опять, значит, с «подношением». Добрая душа этот Зинкин.

...Окно моего кабинетика выходит во двор. Синий вечер опускается на город. Тишина. И уже нет изнуряющей июльской жары. Во дворе журчит арык, растекающийся освежающими струйками, питающими влагой деревья. На душе легко, радостно.

Кто принес эту радость в мой дом?

Принес ее Михаил Максимович Зинкин. Только что он отбыл к себе, в Жандармскую слободку. Попробую по свежим впечатлениям записать разговор с удивительным человеком. Вот ведь как интересно получается: я, столбовой дворянин, записанный в пятую «бархатную» книгу дворянских родов, радуюсь беседе с человеком не очень-то грамотным, обыкновенным столяром. В чем дело?

Объясняется все очень просто. Зинкин — человек незаурядный. И чтобы как-то доказать мое суждение о Михаиле Максимовиче своему возможному читателю, запечатлю почти в стенографическом виде нашу с ним беседу.

Я его, разумеется, пожурил за подношение в виде ведра картофеля. Зинкин смеется: «Я же не украл картошку. Она с моего огородика. Примите от всей души. И еще вспомните, чему учил вас батюшка в гимназии... Раздай одежды своя и имущество своя... Что-то в этом роде».

вернуться

5

Так официально назывались в то время оперативные сотрудники уголовного розыска.