— Ах, контры!.. Что делается, а!.. Недаром партия призывает нас к бдительности! — выхватил маузер. — Вот... Собственноручно расстреляю. Попрошу оказать мне доверие...
Оставшись же наедине с самим собой, долго пил воду. Погляделся в карманное зеркальце. Лицо позеленело, в глазах смятение. Неужели конец?!. Знаменский дур-р-рак! Поперся «устранять» Боброву. Он же связан с Блаватским и, конечно же, выдаст его! Что делать?.. А возьмут Блаватского — мне крышка... А что, если, как говорится, «убить сразу двух зайцев»?.. Но как?
Он распорядился не беспокоить его. Никаких посетителей — ни по личным, ни по служебным делам. Он, военком Осипов, получил от правительства задание государственной важности.
Ему остро, болезненно хотелось сейчас напиться до положения риз. И все же он сдержал себя. Умные мысли приходят на трезвую голову. А сейчас надо думать, думать, думать!..
И вдруг его осенило.
Осипов рассмеялся. Как, оказывается, все просто.
Вызвал секретаря.
— Блаватского ко мне.
Вошел Блаватский. Грузноватый, тяжелеющий уже человек с изрядной лысиной. Но строевой выправки он еще не утратил. Осипов дружески приветствовал своего подчиненного. Он улыбался бывшему подполковнику Генерального штаба, годившемуся ему в отцы, которому, однако, Осипов говорил «ты», а тот ему — «вы».
— Как дела, старина? — спросил Осипов безмятежно.
— Тре маль... Очень плохо, — буркнул генштабист.
— Разве?.. Арест Знаменского тебя выбил из колеи?.. Плюнь. Он не дурак. Понимает: ежели выдаст тебя, ему полная крышка. А если даже и проболтается, я вступлю в игру. С военкомом шутки плохи. Потребую твоей выдачи. А там все устроим. Держи хвост морковкой!.. А сейчас — дело. Вот чек на шестьдесят тысяч рублей. Немедленно поезжай в банк. Это для ТВО. Привези лично мне. О чеке никому не гу-гу.
— Понял.
Блаватский уехал в банк. И тут же Осипов вызвал своего адъютанта Евгения Ботта.
Юный щеголь в пенсне вытянулся, являя собой самою преданность. Мысленно Ботт видел на своих плечах капитанские погоны, которыми он обязан шефу.
— Так вот, слушай внимательно... Наша блистательная карьера повисла на волоске. Откажешься — испустишь дух, так и не увидев на своих плечах капитанских погон. А ведь я мечтал тебя в полковники произвести, как только стану... Ну ты сам знаешь. А там и до генерала рукой подать.
— Что надо сделать? — осведомился Ботт, волнуясь.
Осипов ткнул пальцем вниз, где этажом ниже находился кабинет Блаватского.
— Хочет выдать?! — ужаснулся Ботт.
— Не хочет, но может. Надо перерезать ниточку, связывающую нас с ним.
— Как перерезать, Константин Павлович? — Ботт замер с открытым ртом.
Осипов внимательно посмотрел на своего адъютанта. Помедлил. Затем несколько раз согнул указательный палец.
— Понял?.. Всего лишь.
Ботт побледнел, лоб его покрылся испариной.
— Испугался? — тихо спросил Осипов. — А еще капитан. — Прищурив левый глаз, он испытующе уставился на адъютанта.
— Н-е-ет... Не испугался. Впервые такое...
— Привыкать надо. Впереди еще не то предстоит. Возьмешь с собой второго моего адъютанта, Стремковского, и его братца. И еще... Сыночка великого князя, Искандера Романова. Для гарантии. Чтобы все было в ажуре.
— Есть! — едва слышно пролепетал Ботт.
— И смотри у меня! — Осипов бросил яростный взгляд на адъютанта. — Если что не так... Всем вам каюк!
Ботт, неловко сделал «кругом», вышел из кабинета на ватных ногах.
Через час после обеденного перерыва вернулся Блаватский. Он вручил военкому шестьдесят тысяч рублей, и тот запер их в сейф.
— Пусть наши английские друзья не очень-то задирают нос, раскошеливаясь на содержание ТВО, — Осипов нежно погладил дверцу сейфа. — Мы тоже финансируем организацию.
На полном лице Блаватского расплылась довольная улыбка. Подполковник Генерального штаба, оголтелый монархист, он тяжело страдал, маскируясь под лояльного «красного военспеца». И он презирал выскочку Осипова, говорившего ему «ты». Блаватский был готов на все. Лишь бы уничтожить большевиков. А там посмотрим. И уж коли «белое движение» одержит верх, этому мальчишке, возомнившему себя Бонапартом, тоже висеть на виселице!
Заперев сейф на ключ, военком продолжал:
— А теперь, Григорий Васильевич, садись и пиши.
— Что писать? — не понял Блаватский.
— Ты пиши, пиши. Я продиктую. Отличный выйдет документ.
Осипов, неспешно шагая по кабинету, начал диктовать: