— Это верно, Алексансаныч.
В разговор вступил Коканбаев.
— Что же делать дальше по делу об убийстве Блаватского?
Крошков лукаво улыбнулся.
— Ваши соображения?
— Я раньше все думал-думал... Пули очень маленькие. Стреляли из винтовок «Арисака». Сколько работаю уголовный розыск, сколько бандитов хватаю, ни у кого «Арисака» нет.
Крошков захлопал в ладоши.
— Молодец! Озарение тебя посетило.
— Что?
— А я как-то не додумался. В самом деле, у уголовников нет японских винтовок системы «Арисака». Может, новая банда появилась?.. Вряд ли. Значит, надо проверить, в каких воинских частях имеются японские винтовки и карабины.
Соколовский в восторге хлопнул ладонью по столу:
— А ведь верно, черт возьми!
— Вот, друзья, и давайте поинтересуемся этими винтовками.
На Аулиеатинской, 8
Чекисты тоже лихорадочно вели расследование, стремясь раскрыть гнездо контрреволюционного подполья. Проявились важные сведения. При желании можно было закрыть дело и доложить правительству об успешной операции, проведенной совместно с уголовным розыском, результатом чего явился арест десятков бывших офицеров-террористов и многих их помощников-уголовников.
Однако Фоменко, Богомолов, Шарафутдинов, другие члены коллегии ТуркЧК, работники аппарата продолжали напряженную работу. Чувствовалось, что за всем этим скрывается подлинное гнездо контрреволюции. Совершенно очевидно было, что бесчисленные грабежи, нередко сопровождающиеся убийствами, являют собой запланированные акты беспощадного террора, целью которого было скомпрометировать новую власть, подорвать общественный порядок (последнее было злоумышленниками достигнуто), попытаться вызвать в рядах рядовых защитников Советов смятение, неуверенность в победе.
Чекисты были буквально на волосок от того, чтобы накрыть, наконец, зловещее скопище врагов революции — Туркестанскую военную организацию. Но какой-то злой рок не позволял достигнуть цели. Один бывший офицер после долгого допроса заявил, наконец, что согласен дать показания, которые «потрясут чекистов». Но был он утомлен допросом и попросил перенести разговор на утро. А на заре его нашли повесившимся в своей одиночной камере. В десятках, в сотнях допросов ни разу не была упомянута ТВО.
...Богомолов, начальник следственной части ТуркЧК и член коллегии, не спал вторые сутки. Перед глазами его мельтешили фигуры арестованных... Офицеры, проститутки, молодые купчики, гимназисты, вообразившие себя Чингисханами... Проплывали, словно на экране кинематографа, строки из протоколов допросов... Фон Франк. «Сарычев проводил последовательную политику Советской власти, насаждал твердую воинскую дисциплину. В решительный момент он представлял серьезную угрозу общему делу». Богомолов. «Что подразумеваете вы под «решительным моментом»? Фон Франк. «Иже говорихом, говорихом... Непонятно?.. Идите вы к черту, неуч косовороточный!»
Оскорбительно слушать, да черт с ним. Все же фон Франк признался во многих вооруженных ограблениях и убийствах, правда, припертый к стене неопровержимыми доказательствами. Но все этого уголовщина. И еще в нападении на конвой признался. Куда деваться? Выдал фон Франк и Миненко. С умом выдал. Сказал: «Все равно этот подонок всех нас заложит. Так зачем же мне кокетничать? Миненко и организовал все. Хотелось ему, как я полагаю, занять должность Сарычева. Нас, офицеров, это устраивало».
Муравьев. «Никогда военным не был. Профессия — грабитель. Последний раз осужден в начале семнадцатого года. В октябре по «керенской амнистии» вышел на свободу. В Красную Армию мне помог проникнуть Павлинов... Сарычева убили нехитро. Напоили. Он задремал. Миненко накинул ему на шею петлю из своего пояса. Помогала писарю его пассия Боровская. Присутствовавшие при этом Знаменский и Павлинов, а также я, подавали им «ценные советы». Указание убить Сарычева я получил от Знаменского».
Что делать? Как отыскать ниточку, потянув за которую, можно вытащить сердцевину подполья?!
Богомолов расстегнул ворот косоворотки. Прислонился на спинку кресла. Дал измученному телу отдых. Он не курил, не пил, не играл даже в «подкидного дурака». Разве что в шахматы, да и то неважно. Милый Игнат Фоменко, сам революционный аскет, прозвал Богомолова, сына священнослужителя, «красным столпником».
А чего на него обижаться? Молодой, здоровый человек — сам столпник! Великой энергии человек. Сам не спит и другим спать не дает!
Вошел член коллегии Шарафутдинов. Небольшого роста. Невзрачный. Глаза только выделяются: умные, с бесовскими искорками.