— Нет, — резко ответил управляющий трестом и взял протянутую ему авторучку.
Коваль заволновался еще сильнее. Этого еще не хватало! Столько лет оперативной и следовательской работы, столько дел, столько людей, характеров, трагедий! Казалось, уже навсегда выработались профессиональная выдержка и равновесие, а вот — волнуется, как мальчишка. Подполковник прямо-таки заставил себя спокойно собрать бумаги на столе.
Петров отложил ручку и нетерпеливо заерзал на стуле, как человек, которого задерживают без надобности.
— Теперь скажите же наконец, — обратился он к подполковнику, — на каком основании меня арестовали? В качестве кого допрашиваете? Весной я был потерпевшим, отчасти свидетелем. А теперь?
Коваль ждал этого вопроса. Он достал из ящика стола чистую бумагу.
— Арестовали вас на основании постановления прокурора. А что касается обвинения, то вам предъявят его сегодня. Беседа наша еще не окончена. Итак, скажите, как ваши настоящие фамилия, имя, отчество?
— Петров Иван Васильевич, — невозмутимо ответил управляющий. — По-моему, Дмитрий Иванович, вам это хорошо известно.
— Ну, вот что, хватит нам с вами в прятки играть, Константин Матвеевич Семенов! Расскажите-ка лучше, почему живете под чужим именем?
Управляющий, казалось, задохнулся. Он привстал, снова сел и обалдело вытаращил глаза на Коваля. Протянул руку к графину с водой.
Подполковник наполнил стакан.
— Откуда вам это известно? — залпом выпив воду и не вытирая капель с подбородка, спросил управляющий.
— Нам известно не только это, а все, что нужно, — строго ответил Коваль. — Но я хочу, чтобы вы сами рассказали. Это в ваших интересах.
Петров опустил голову и промычал нечто нечленораздельное. Коваль заметил, как вздулись вены у него на висках и как сжались кулаки. Управляющий боролся с самим собой.
Настала минута, когда следовало положить перед ним обрывок фотографии, найденный во дворе. Чтобы сломить его. Дать ему почувствовать, что известно о нем многое и отпираться не имеет смысла.
— Могу показать вам брата и на фотографии, — сказал Коваль, вытаскивая обрывок из кармана. — Узнаете?
Петров поднял голову.
— Жаль только, что порвали. Зачем вы это сделали?
В голосе подполковника откровенно звучали теперь торжествующие нотки.
— Ладно, — выдавил из себя Петров. — Записывайте…
И он рассказал.
— Настоящее мое имя — Семенов Константин Матвеевич. Родился в Минске, на окраине города, в четырнадцатом году. В тридцать третьем вынужден был сменить фамилию, имя и отчество по следующей причине: в январе тридцать третьего года я поехал в Москву искать работу — в Минске было голодно, и я надеялся устроиться в столице. Но и в Москве долго мотался без дела. В марте познакомился на Белорусском вокзале с двумя мужчинами. Они пригласили выпить. Когда я опьянел, они предложили принять участие в квартирной краже. Часов в десять вечера мы двинулись к Покровским воротам. Там эти двое оставили меня на шухере, а сами вошли в квартиру. Неожиданно появилась милиция. Я испугался и сбежал. Убегая, слышал выстрелы. Кто в кого стрелял — не знаю. На следующий день, повертевшись возле этого дома, я узнал, что одного из этих мужчин убили в перестрелке, а второго взяли. Я боялся, что разыщут и меня, и решил уехать на юг. Денег не было, я продал пальто и задумал сменить фамилию. У какого-то парня на Сухаревском рынке вытащил из кармана документы. Паспорт был на имя Петрова Ивана Васильевича, девятьсот пятнадцатого года рождения. На этот паспорт я наклеил свою фотографию и уехал в Одессу. Там работал в каменоломнях, жил в общежитии. Потом перебрался в Мариуполь, оформился на «Азовсталь». В тридцать пятом был направлен профсоюзом на учебу. Поступил в Донецкий техникум водного хозяйства. Окончил его в июле тридцать девятого. Сперва работал в Николаевской и Одесской областях по водоснабжению. Потом бурил артезианские колодцы в Запорожье и в Херсоне. Во время войны работал на оборонных объектах Средней Азии. В сорок третьем возвратился на Украину, где с тех пор все время и работаю в системе «Артезианстроя». Был сначала прорабом, потом начальником участка, главным инженером треста, в настоящее время — управляющий. Женился сразу после войны на Нине Андреевне Кравченко, двадцать восьмого года рождения. Детей у нас не было. Родственники мои: брат — Семенов Владимир Матвеевич, девятьсот шестого года, живет в Брянске; старшая сестра — Вера Матвеевна, которая жила в Запорожье, умерла. Остался ее сын — Барсуков Николай. Родители мои давно умерли.
Управляющий замолчал.
— Вот и все, — добавил он после паузы. — Вот и все, — повторил он устало. — Всю жизнь трудился на благо родины.
— Где проживали в Москве в тысяча девятьсот тридцать третьем году?
— У своей дальней родственницы Павловой Агафьи Титовны.
— Неизвестные, вместе с которыми вы участвовали в грабеже, знали ваше местонахождение и фамилию?
— Да. Знали.
— А вы знали их имена, адреса?
— Нет, не знал.
— Рассказывали ли вы кому-нибудь из родственников о случившемся?
— Брат мой Владимир был тогда в армии сверхсрочником, а Павловой и ее мужу я все рассказал. Муж ее потом погиб на фронте. Павлова и ее дети тоже погибли во время войны.
— Каким образом вы поддерживали связи с родственниками? Когда встречались со своим братом Владимиром?
— Впервые после войны я встретился с братом Владимиром в пятьдесят третьем году, когда приехал в Брянск в командировку. В прошлом году зимой брат приехал в наш город, здесь ему сделали нейрохирургическую операцию, удалили опухоль. Все время он был в клинике. Ко мне заехал только попрощаться. Следующая наша встреча произошла в этом году, во время майских праздников. Владимир приезжал один, без жены, пробыл неполных два дня и уехал. Я раньше говорил, что никаких связей с родственниками не поддерживал, сейчас уточню: иногда брат звонил мне на квартиру из Брянска; если я в это время был дома, то разговаривал с ним сам, а когда меня не было, разговаривала жена.
— Какие у вас были отношения с женой?
— Прекрасные.
— Знала ли ваша жена, что настоящая фамилия ваша Семенов?
— Да.
— Когда и при каких обстоятельствах она об этом узнала?
— Точно не помню. По-моему, она узнала об этом от моей покойной сестры, которая жила в Запорожье и в пятьдесят первом году приезжала к нам в гости.
— Интересовалась ли Нина Андреевна, почему вы живете под чужой фамилией?
— Я вынужден был рассказать ей историю, связанную с изменением фамилии.
— И как же она реагировала?
— Как реагировал бы на ее месте каждый. Сожалела, что так вышло.
— Ссорились ли вы когда-нибудь?
— Очень редко. Хотя в семье всякое бывает.
— Угрожала ли вам Нина Андреевна разоблачением?
— Да. Однажды мы поссорились с ней на почве ревности. Это было года два назад. Кто-то подбросил анонимку, будто был у меня роман с моей секретаршей Валей. Я ответил, что и мне не нравится, как на нее пялит глаза этот Сосновский. Но жена только рассмеялась в ответ, а потом сказала, что, если я не перестану встречаться с секретаршей, она пойдет в милицию и расскажет о моем прошлом. После этого разговора мне пришлось уволить секретаршу, и наша семейная жизнь наладилась. В конце концов, после долгих колебаний, я решил пойти и сознаться во всем. Но не осуществил своего намерения. Вот почему. Прежде чем идти, я позвонил в городскую прокуратуру и, не называя себя, рассказал, что в тридцать третьем году, будучи мальчишкой, участвовал в квартирной краже, и спросил, куда мне теперь заявить. Прокурор ответил, что за давностью все это уже прощено. «За язык вас никто не тянет, — сказал прокурор. — Живите и работайте, раз вы теперь честно работаете…» — Управляющий перевел дыхание. — Вот почему я и не явился с повинной, — закончил он. — А теперь разрешите мне вас спросить о Сосновском.
— Спрашивайте. — Ковалю вспомнилась рыбалка на Днепре, дискуссия с Петровым о сроках давности. Теперь ему стало понятно, кого имел в виду управляющий, рассказывая об Андрее.