— Это верно, хоть и скверно, — ею, очевидно, овладело каламбурное
настроение. — Совсем не всем.
Солнце склонялось все ниже, и я решил, что нам стоит поторопиться.
Понаблюдав за шагом Верного, я пришел к выводу, что, благодаря принятым
мною мерам, он уже не испытывает боли, хотя рана, конечно, была еще
далека от заживления.
— Дальше поедем верхом, — объявил я.
— Я не устала, могу и дальше идти, — ответила Эвьет. — По лесу,
бывало, целый день ходила…
— Мне тоже доводилось много ходить, но нам надо успеть сделать
неотложные дела в городе до темноты. Видишь, Верный уже не хромает.
— Действительно. А какие у нас неотложные дела?
— Ну, во-первых, купить тебе одежду и обувь. Потом, левая передняя
подкова… Что не так? — спросил я, заметив мелькнувшую на ее лице
недовольную гримаску.
— Не хочется снова в туфли влезать. Я уже привыкла босиком, мне
нравится. Тем более в такую славную погоду!
— Баронессе не пристало ходить босой, — напомнил я.
— Да я понимаю, — вздохнула Эвьет. — Но почему простолюдинкам
можно, а мне нет?!
— У каждого сословия свои привилегии, — усмехнулся я.
На самом деле я мог ее понять. Я сам проходил босиком первые годы
своей жизни. И, когда впервые надел настоящие башмаки, стер себе обе
ноги в тот же день. Но для меня те башмаки и новенький костюмчик стали
символом радикальной перемены социального статуса (хотя тогда я,
конечно, еще не знал таких мудреных слов). И я готов был терпеть любые
неудобства, лишь бы не возвращаться снова к жизни и облику уличного
оборвыша. Эвелина же и босая оставалась аристократкой и не ощущала ни
малейшего урона своему достоинству. Я мог лишь позавидовать чувству
внутренней свободы и независимости этой девочки. Однако приходилось
принимать во внимание мнение окружающих. Встречают, как известно, по
одежке. А в мире, где догмы и титулы ценятся выше знаний и ума, нередко
по ней же и провожают.
— Обещаю — никаких туфель на каблуках, — улыбнулся я.
Итак, мы продолжили путь верхом, предоставив Верному самому выбрать
удобный ему аллюр, и без особой спешки через пару часов подъехали к
воротам Пье.
Городишко оказался как раз такой дырой, какую я ожидал увидеть.
Выщербленная не столько, очевидно, снарядами вражеских требушетов,
сколько временем крепостная стена выглядела скорее следствием принципа
"и у нас все, как у людей", нежели реальным фортификационным
сооружением, возвышаясь над крапивой и лопухами от силы на три-четыре
ярда. Город вряд ли имел статус вольного — скорее располагался на земле
кого-то из феодалов, но я не заметил на надвратной башне никаких флагов
с гербами. Это, впрочем, тоже было вполне ожидаемо; я уже привык к тому,
что в таких местах магистрат держит под рукой два флага — золотого льва
на синем поле и черного грифона на серебряном — и поднимает один из них
при подходе соответствующего войска, по-тихому спуская сразу же после
ухода солдат. О том, чтобы оказывать вооруженное сопротивление, тут,
конечно, и не помышляют. Впрочем, если к стенам подойдет не войско, а
небольшой отряд, перед ним, скорее всего, гордо закроют ворота,
независимо от того, именем какой партии будет хрипло ругаться под
стенами командир. И в общем-то правильно сделают, ибо в большинстве
своем такие отдельные отряды, даже если когда-то они и начинали службу
под теми или иными пафосными знаменами, давно уже выродились в банды,
озабоченные исключительно собственным снабжением. Нередко подобными
бандами командуют люди благородной крови, причем не только бастарды, но
и вполне законные сыновья, которым просто не повезло с очередностью
появления на свет. Закон о майорате не позволяет дробить родовое имение
и отдает его целиком старшему, предоставляя остальных братьев их
собственной фортуне или же изворотливости. Тоже, кстати, замечательный
пример справедливости…
Но мы не были ни войском, ни бандой, а потому двое не первой
молодости часовых, которые подремывали в воротах, опершись на копья, не
уделили нам никакого внимания. Лишь тот, что справа, открыл глаза,
вспугнув ползшую по лбу муху, когда мы проезжали мимо, и снова опустил
веки.
Лишь центральная улица Пье оказалась мощеной (причем так, что
едущий по ней на повозке, должно быть, растрясал себе все кости), и на
ней-то Верный все-таки потерял свою подкову. К счастью, я вовремя это