Выстрел! Теперь уже настоящий! Я почувствовал, как дернулось тело
Эвьет.
— Ты…
— Я цела, Дольф! Он промазал!
А может, и нет, подумал я. Он мог выпалить мимо специально. Слабое
место любого шантажиста в том, что реализация его угрозы автоматически
означает его проигрыш. Но у него только четыре заряда — теперь уже три -
и он не станет тратить их впустую и дальше… Я с сомнением переложил
огнебой в левую руку.
— Дубина криворукая! — издевалась над врагом Эвьет. — Стрелять
научись сначала, деревенщина! Дождались с охоты Жеана-холопа: прицелился
в утку — попал себе в…
Окончание стишка скрыл шум тяжело рухнувшего тела; отрывистый звон
сбруи, хруст ломающихся костей и сдавленный крик слились практически в
один звук. Я еще успел додумать до конца мысль о том, откуда
благовоспитанная баронесса знает такие стишки (не иначе, научили
дворовые девки во время совместных походов по грибы), и лишь потом
сообразил, что случилось.
— Он упал! — радостно кричала Эвьет. — Вместе с конем!
— Но я не стрелял!
— Я знаю! Это все его конь!
Споткнулся? Вряд ли, дорога ровная, и луна, висящая уже прямо по
курсу, хорошо ее освещает. Скорее всего, сокращая разрыв с нами, всадник
просто загнал своего скакуна так, что тот даже не успел остановиться -
умер прямо на бегу. Даже лошадиное сердце может не выдержать…
— Он не встает, — поведала Эвьет, все еще глядя назад и имея в
виду, конечно, всадника.
— Кто-нибудь из них остановился ему помочь?
— Нет! Перепрыгнули через него, чуть не затоптали!
Ну еще бы. У них есть задача поважнее. Даже его огнебой так и
оставили валяться на дороге, а уж это куда существенней какой-то там
человеческой жизни. Приказ Йорлинга на сей счет поблажек не допускает,
но тут два приказа вступают в противоречие. Наверное, надеются подобрать
на обратном пути.
Подъем, наконец, закончился, хотя и не сменился спуском, как я
ожидал. Впереди, у самого горизонта, я различил несколько слабо
светящихся искорок — видимо, огни какого-то поселения. Нам, конечно,
нечего было надеяться найти там убежище, но в любом случае дорога вела
туда.
По словам Эвьет, продолжавшей наблюдать за нашими преследователями,
теперь среди них не было явного лидера. То одному, то другому удавалось,
нахлестывая коня, вырваться вперед и сократить разрыв — но и я, погоняя
Верного, всякий раз вновь восстанавливал status quo. Больше я, а точнее,
мой конь, уже не подпускали их на дистанцию, удобную для стрельбы.
Конечно, даже короткоствольный огнебой вполне может поразить цель с
сорока-пятидесяти ярдов — но не в условиях бешеной скачки как стрелка,
так и мишени.
Какое-то время сохранялось это неустойчивое равновесие. Мы
сражались за свою жизнь и свободу, наши преследователи, в общем-то, тоже
— Ришард не простил бы им провала. Но, наконец, несмотря на все их
усилия, Верному удалось добиться большего: разрыв снова стал постепенно
увеличиваться.
Меж тем впереди росли очертания средней величины города. Огни,
которые мы видели издали, горели всю ночь на его стенах и башнях, дабы
вражеский лазутчик не смог перебраться через стену незаметно для стражи.
Ворота, разумеется, были закрыты, и никто не впустил бы нас внутрь — да
я и сам не стал бы искать спасения в таком месте. Хватит с меня Лемьежа.
Но те, кто гнались за нами, рассуждали иначе. Они были
йорлингистами, и они преследовали людей, скакавших в направлении
лангедаргского города — вполне естественно, что они заподозрили, будто
он и является нашей целью. И, конечно, сколь бы ни были истощены
грифонские силы, пятеро всадников, даже с огнебоями, едва ли могли
совладать с бойцами городского гарнизона, вздумай те открыть ворота и
прийти нам на помощь. Пара десятков — да, но не пятеро.
Грохнул выстрел. За ним почти сразу — второй и третий. Понятно.
Последний довод императоров. Если не удается заполучить мои знания -
хотя бы гарантировать, что они не достанутся никому.
— Жми, Верный! Жми!!!
И он жал. Он мчался так, словно не было этих долгих часов
изнурительной скачки. Летел, с каждым ударом копыта, с каждым ударом
своего могучего сердца уменьшая шансы для стрелков и увеличивая их — для
нас.
Он мчался, а я считал выстрелы. Семь… Восемь…
— Дольф, их четверо! Один отстал, остановился!