конечно, промерз насквозь, и для того, чтобы его протопить, придется
потрудиться — зато не придется никого будить и убеждать впустить столь
подозрительных путников, как мы. Да и лишние свидетели нам теперь едва
ли требовались.
Все же перед входом я на всякий случай обогнал Эвелину и вытащил
огнебой. На пороге я немного подождал, прислушиваясь, затем сунул голову
в непроглядную темноту дома. Холод и полная тишина, ни малейших
признаков жизни. Я сгрузил свои сумки внутрь через порог, вытащил из
котомки специально припасенную для таких случаев промасленную тряпку,
намотал ее уже опробованным способом на меч и попросил Эвелину высечь
огонь для этого импровизированного факела. Когда тряпка загорелась, я
вошел в комнату и двинулся в обход оказавшегося довольно большим
помещения, приближая пламя (но не слишком сильно, конечно) к стенам и
предметам нехитрого убранства. Так, печка — очень хорошо, это нам сейчас
нужно в первую очередь… и даже дрова уже заготовлены, прямо подарок
судьбы… большой, грубо сколоченный стол и скамья рядом с ним… еще
одна, покороче… какой-то здоровенный ларь в углу… медвежья шкура на
полу — вот кто, значит, тут водится, учтем… кровать, накрытая еще
одной шку… ах, черт.
Из-под шкуры — а точнее, из-под косматой шубы — в свете факела
скалил зубы мертвец. Иней покрывал его бледное костистое лицо, обросшее
рыжеватой бородой; мутные смерзшиеся глаза невидяще смотрели на меня.
Смерть, вероятно, наступила несколько дней назад, но из-за холода
разложение почти не успело проявиться.
— Это хозяин дома? — спросила Эвьет, подходя.
— Очень может быть, — я откинул шубу, которая была наброшена, как
одеяло, а не надета, и поднес факел к ногам покойника (попутно разглядев
кровавое пятно на вязаной фуфайке). Он лежал на кровати в сапогах, на
подметках еще сохранились комочки грязи. — Это за ним мы шли?
— Ну, я следы ощупывала, а не осматривала… но вообще похоже.
Быстрый осмотр дома (кроме главной комнаты, кухоньки, кладовой и
подпола, иных помещений здесь не имелось) показал, что других людей тут
нет — ни живых, ни мертвых.
— Ладно, — распорядился я, — первым делом печка. И дверь надо
запереть. А уж потом будем разбираться с мертвецом.
После того, как в печи затрещал огонь и Эвьет уселась к нему
греться, я принес из кладовки запримеченную там связку сальных свечей и
зажег их. Свет озарил несколько небольших, с крупную монету, пятен крови
на полу и отброшенную к стене стрелу с побуревшим наконечником. Картина
прояснялась. Очевидно, лесничий — а судя по всему, это был именно он -
повстречал в лесу браконьеров, а может, разбойников или дезертиров, и
эта встреча скверно для него кончилась. Тем не менее, он смог добраться
до дома и выдернуть стрелу. И убила его не рана — она не была
смертельной — а простое желание после проделанного трудного пути и
болезненного освобождения от стрелы полежать минутку-другую, прежде чем
возиться с дровами. Вдобавок он умудрился притворить, но не запереть
дверь — не иначе, потому, что был слишком сосредоточен на своей ране. Ну
а дальше он, помимо собственной воли, заснул (потеря крови, не фатальная
сама по себе, тоже этому поспособствовала), порыв ветра отворил дверь, и
ночной холод, несмотря даже на одежду, убил его. Сон вообще — коварная и
опасная штука, бывает, что люди, прилегшие переночевать на голой земле,
замерзают насмерть даже летом…
Я снял с мертвеца пригодную одежду и оттащил тело подальше в лес.
Когда я вернулся, уже и Эвьет клевала носом возле печи. Я немного погрел
руки у огня, разминая пальцы, затем потрогал ее ноги — они все еще были
холодны, как лед. Девочка проснулась от этого прикосновения и испуганно
дернулась — но затем увидела, что это я, и с явным облегчением
улыбнулась. Я старательно растер ей ступни, пока они не стали даже
горячее, чем мои руки, и завернул их в немилосердно отрезанный
здоровенный кусок медвежьей шкуры. Затем я напоил Эвелину горячим
целебным отваром и заставил поужинать (предвидя, что мне придется
покинуть Йорлинга, не прощаясь, едой я запасся заблаговременно) — хотя
она уверяла, что хочет только спать. Что ж, дело известное — после
долгого недоедания организм может привыкнуть к такому состоянию, и ему
кажется, что он и не хочет есть. Потом я помог Эвьет снять ее лохмотья и
занялся ее ранами. Мелкие ссадины и царапины на запястьях и лодыжках