нас лишь один сюзерен — отец наш небесный.
— Прошу прощения, сестра, — смиренно наклонил голову я. — Это была
проверка. Теперь я вижу, что за этими стенами девочка действительно
может быть в безопасности. Тем не менее, мне все-таки необходимо
обсудить эту тему с аббатисой. Прошу вас, это не займет много времени.
— Могу лишь повторить то, что уже сказала: мужчина не может входить
в монастырь.
— Разве к вам не приходит священник, чтобы исповедовать сестер и
свершать иные таинства, заповеданные женщинам? — (вот, кстати, еще одна
совершенно идиотская церковная догма.)
— Вы не священник.
— А чем он отличается от обычного мужчины? Только тем, что дал обет
целомудрия, не так ли? Но я тоже дал такой обет высшему судье.
Ей, конечно, ни к чему знать, что под высшим судьей я подразумеваю
самого себя. Да и обетом, в общем-то, едва ли можно назвать осмысленный
отказ от того, одна мысль о чем вызывает отвращение.
— Вы совершаете большой грех, если говорите неправду, — строго
сказала монахиня.
— Я говорю правду. Клянусь спасением моей души, — забавно, однако,
что подтверждать истину приходится лживой, по сути, клятвой, ибо во всю
эту чепуху про душу и ее спасение я не верю ни на миг. Привратница явно
пребывала в сомнениях, и я решил ее поддеть: — Послушайте, сестра, я не
понимаю, чего вы боитесь. С моей стороны всякое неподобающее поведение
исключено. Неужели вы опасаетесь, что один лишь вид прошедшего по
коридору мужчины ввергнет во грех ваших сестер? Неужели они настолько
нетверды в вере?
Монахиня недовольно нахмурилась, но не нашла, что возразить по
существу, и лишь произнесла любимую фразу всех привратников, независимо
от того, носят они кольчугу, ливрею или сутану:
— Это не положено.
— Речь идет о человеческой жизни. Разве сам Спаситель не заповедал
нам, что это важнее формальных правил? "Если ваша овца упадет в яму в
день субботний, разве не спасете вы ее?" — единственное, что мне
нравится в Священном писании, так это возможность найти цитату в
подтверждение любого тезиса, включая диаметрально противоположные.
Привратница задумалась.
— Ждите здесь, — решилась она наконец. — Я спрошу у матери
настоятельницы.
Окошко хлопнуло, закрываясь. Ждать, впрочем, пришлось не слишком
долго.
— Мать настоятельница примет вас. Я проведу вас особым ходом.
Скорее всего, вы не увидите других сестер. Но если все-таки такое
случится — не смотрите на них и не заговаривайте с ними. Вы все поняли?
— Да.
— Отдайте ваше оружие.
Я протянул в окошко рукоятками вперед сперва меч в ножнах, затем
два ножа. Через несколько мгновений калитка отворилась.
Внутри башни имелась погруженная во мрак боковая ниша со стороны,
противоположной воротам; в глубине этой ниши пряталась маленькая
полукруглая дверь. Привратница долго гремела ключами, отпирая ее, затем
зажгла свечу и шагнула во тьму ничем больше не освещенного коридора. Мы
последовали за ней.
Коридор, насколько я мог судить, проходил сперва в толще стены, а
затем поворачивал вглубь монастыря, ныряя под землю ("здесь ступеньки",
предупредила монахиня). Я думал о том, служит ли этот ход лишь целям
обороны, или одна из его функций как раз в том, чтобы проводить к
аббатисе тайных гостей? Нет, меня беспокоили вовсе не скабрезные байки,
которые так любят рассказывать о монашках, а посланцы сильных мира сего,
с которыми, вполне вероятно, настоятельнице приходится иметь дело точно
так же, как и комендантам обычных крепостей… Слабый огонек свечи
озарял лишь ближайшие камни; впрочем, кое-где попадались пыльные
запертые двери. Затем ход расширился, и по обеим сторонам потянулись в
два ряда низкие ниши, словно птичьи норы в крутом берегу. Но в этих
норах укрывались отнюдь не птенцы. Из темноты скалились и чернели
глазницами желтоватые черепа, колеблющееся пламя свечи шевелило тени
беспорядочно сваленных человеческих костей, кое-где обтянутых, словно
призрачной мертвой плотью, седыми лохмами паутины.
Мне доводилось слышать о подобном способе захоронения, точнее,
складирования уже истлевших останков в старых монастырях. И, хотя сам я
и не считаю, что безжизненные останки заслуживают какого-либо почтения,
такой обычай у приверженцев пафосных похоронных ритуалов всегда казался
мне странным и отталкивающим. Добро бы все эти кости были выставлены