ярости был Ришард, упустив разом и его, и меня. Некоторые из грифонских
вассалов, впрочем, все равно поспешили присягнуть победителю. Но
большинство, как и предсказывал Карл, рассудило, что для них уже слишком
поздно, и остается только стоять до конца. Открытых боевых действий не
было. У грифонцев не было для этого ни сил, ни командиров, способных
объединить разрозненные отряды и гарнизоны. Но хорошо укрепленные города
и замки не спешили открывать перед йорлингистами ворота и спускать
серебряно-черные флаги. Даже несмотря на слухи об ужасном оружии, от
которого не защищают ни доспехи, ни крепостные стены. Слухи, в конце
концов, оставались лишь слухами; после падения Греффенваля ни один замок
больше не был взят тем же способом (равно как и каким-либо другим, если
только его хозяин не признавал новую власть сам). Ришард вынужден был
оставаться с войском в полуразрушенном Греффенвале, иначе его власть в
герцогстве Лангедаргском не удержалась бы даже номинально.
Повсюду было неспокойно. На дорогах хозяйничали банды не то простых
разбойников и дезертиров, не то партизан, нападавшие на обозы с
продовольствием и отряды подкрепления, направлявшиеся к Ришарду из
львиных земель. Плюнув на недодавленное сопротивление, Ришард попытался
было короноваться явочным порядком, к чему, на первый взгляд, имелись
хорошие предпосылки: к этому моменту из двенадцати имперских пэров шесть
были мертвы (а их наследники, согласно никем не отмененному закону,
принятому еще прадедом последнего монарха, не могли занять их место, не
будучи утвержденными императором), пять поддерживали Йорлинга, и лишь
старый упрямец граф Тулэр, в свои восемьдесят три не принимавший участия
в боевых действиях, затворился в своем замке на острове Иль-д'Ок и
отказывался оттуда признать "самозванца". Однако планам Йорлинга
воспротивилась значительная часть духовенства во главе с самим
понтификом, высказавшим серьезное неудовольствие по поводу использования
Ришардом "дьявольского оружия". Это, разумеется, был только повод,
истинная же причина состояла в том, что Ришард церковников недолюбливал
и давно мечтал наложить руку хотя бы на часть их богатств. Конечно, в
случае подавления Йорлингом всех серьезных очагов сопротивления церкви
ничего не осталось бы, кроме как смириться с неизбежным и провести
коронацию по всем правилам — но пока что прелаты могли позволить себе
ерепениться, и Ришарду никак не удавалось с ними сторговаться.
Меж тем пришла еще более неприятная для Йорлинга новость. Объявился
Лоис Лангедарг. Он заперся в замке Блюменраль в южных горах вместе с
остатками грифонского войска, сохранившими верность сюзерену. Поначалу
речь шла о гарнизоне всего в две-три сотни человек, но, как только весть
об этом распространилась, к молодому Лангедаргу потекли, пусть и пока
еще тонкие, ручейки подкрепления.
Сами по себе стены и башни Блюменраля были куда менее внушительны,
чем греффенвальские. Однако к замку, с одной стороны прилепившемуся к
отвесной скале, а с другой — нависавшему над пропастью, можно было
добраться по одной-единственной тропе, которая серпантином вилась по
горным склонам. Тропа во многих местах была столь узкой, что двигаться
по ней можно было лишь гуськом; всадник на лошади, пусть даже тяжело
навьюченной, проехать еще мог, но вот протащить здесь громоздкие осадные
орудия было нереально. При этом нижние витки этой дороги прекрасным
образом простреливались с верхних (в то время как валуны и скалы
предоставляли множество убежищ от ответной стрельбы, даже ведущейся из
дальнобоев), а кроме того, расположившиеся на склонах защитники замка
могли сбрасывать вниз камни и даже спускать целые лавины — избегая при
этом прямого столкновения и постепенно отступая без потерь все выше и
выше. Представлялось совершенно невозможным, чтобы носильщики бочонков с
порошком, начав восхождение с самого низа, смогли в таких условиях
донести свою ношу до цели. Однако, даже если бы им это удалось, их
взорам предстала бы пропасть и поднятый мост на той стороне.
Но самая главная проблема была даже не в этом. О ней не судачили в
"Когте", ибо о ней, помимо Ришарда и нескольких его особо доверенных
подчиненных, знал только я.
У Йорлинга просто-напросто не было больше порошка.
Ну, точнее говоря, несколько фунтов у него еще оставалось.