Я повернулся и бросился обратно к двери. Окошко уже захлопнулось. Я
замолотил по дереву кулаками.
— Сестра Клотильда! Вернитесь!
— В чем дело, сударь? — ее глаза вновь появились в щели. Теперь они
смотрели с выражением оскорбленной добродетели.
— Как именно она умерла? День, час, все детали.
— Ну… она была так слаба… — пробормотала монахиня.
— Подробнее! Мне нужно знать все симптомы. Я врач и смогу
реконструировать течение болезни.
Упоминание о моих медицинских познаниях, кажется, смутило ее еще
больше.
— Я не знаю подробно… я при этом не была…
Юлит, все более убеждался я. Монастырь — это не город на тысячу
человек. Смерть каждого обитателя здесь — событие.
— Однако вы поклянетесь на Библии, что она действительно умерла?
Ее глаза на миг дрогнули в сторону, но затем вновь твердо взглянули
на меня:
— Да.
— В таком случае, я должен увидеть ее могилу.
Если Эвьет действительно умерла, мне это ни к чему. Никогда не
понимал обычая посещения могил. Мне нужен мой друг, а не косная
разлагающаюся плоть и не место, где ее зарыли. Но если мне лгут…
— Это на территории монастыря, сударь. Если хотите, я принесу вам
горсть земли оттуда…
Сказал бы я ей, куда она может засунуть эту землю!
— Только не надо опять этой бодяги, что я не могу войти! -
прикрикнул я вместо этого. — Эвь… Катарина, между прочим, мирянка! С
какой стати ее похоронили на территории, недоступной для посещения?
Это против всех правил!
— Я… — совсем растерялась Клотильда. — Я могла спутать… Я
спрошу мать настоятельницу…
Я уже ничуть не сомневался, что ее слова — сплошное вранье. Но
торжествовать рано. Допустим, мне даже предъявят некий холмик с
воткнутым крестом. Что дальше? Требовать эксгумации? Проще уж сразу
прийти к местным инквизиторам с проповедью атеизма. Действовать силой,
размахивать огнебоем, кидаться коробочками с порошком? Монастырь — это
все-таки очень неплохая крепость. Да и религиозных фанатичек трудно
запугать. Мне ведь нужны не трупы, а ответы.
И тут, пока я пребывал в этих мучительных раздумьях, а Клотильда
нерешительно пятилась вглубь башни, знакомый голос воззвал ко мне
сверху:
— Дольф! Я здесь!
Я вскинул голову. Голос шел, разумеется, не с неба, а с верхушки
крепостной стены. Эвьет бежала по гребню, выскочив из дальней от меня
башни, а две фигуры в рясах гнались за ней. Поняв, что их заметили, они
в растерянности остановились.
— Ах вот как, — широко осклабился я, буравя взглядом Клотильду. -
Ложь — это большой грех, сестра, а ложь в доме господнем — грех сугубый.
Черти в аду вытянут раскаленными клещами ваш лживый язык, проткнут его
ржавым железным крюком и подвесят вас на этом крюке над неугасимым
пламенем…
— Я не лгала! — испуганно взвизгнула монахиня, становясь едва ли не
белее своего вимпла. — Я для ее же блага… Я имела в виду, что она
умерла для мира, но родилась для жизни с Господом…
— Она несовершеннолетняя! — гаркнул я. — Она не может быть даже
послушницей! Тем более — против ее воли!
— Да, но…
— Минута, — процедил я. — Ровно через минуту она должна выйти через
эту дверь. Или епископ узнает, что в монастыре святой Катарины
занимаются похищением детей. И между прочим — детей знатного рода.
— Я не…
— Бегом!!!
Эвьет меж тем на стене препиралась со своими преследовательницами,
пытавшимися увещевать ее льстивыми голосами. Конкретных слов я не
слышал, но они и не были важны.
— Катарина! — крикнул я и помахал рукой (все же следовало до конца
соблюсти конспирацию). — Не волнуйся, сейчас тебя выпустят!
Прошло, действительно, около минуты, и дверь приоткрылась. Именно
приоткрылась, словно монахини боялись, что, отвори они ее полностью, я
ворвусь внутрь, сея смерть и разрушения (по правде говоря, я и в самом
деле недалек был от этого). В образовавшуюся щель выскочила Эвьет -
конечно, не в монашеском облачении, но в не менее уродливом черном
платье до пят, в деревянных башмаках и с белым платком на голове,
оставлявшим открытым только лицо, и то не целиком. Первым делом она зло
сорвала и швырнула на снег этот платок, выпустив на свободу свои заметно
уже отросшие черные волосы. Затем бросилась ко мне. Мы крепко обнялись и
стояли так несколько мгновений.
Затем я поспешно увлек ее к лошадям и принялся распаковывать свой