- Три года усиленного режима.
- Да.
- Холост, детей нет, образование высшее.
Старший лейтенант спрашивал, отмечал в деле. Потом посмотрел в глаза Виктора и сказал:
- Витек, я вижу, ты хороший, в общем, парень, и к нам попал случайно, не по убеждению. Я думаю, мы с тобой найдем общий язык. Ты поможешь нам, мы тебе.
- Чем здесь я смогу вам помочь? - пожал плечами Виктор.
- Как чем? Слушай, что говорят в камере. Сам рассказывай, придумывай про пьянки и баб, что хаты бомбил и магазин на улице Кирова в прошлом году твоих рук дело. Что услышишь интересного в камере или беспредел какой, нам сообщишь. Ты понимаешь, о чем я? - старший лейтенант смотрел на Виктора, наигранно изображая, что он искренне хочет помочь оступившемуся Виктору.
Виктор понимал, оперативники вербуют его, предлагают стать сексотом. Виктор отрицательно покачал головой.
- Извините, товарищ старший лейтенант. Я не смогу... Я по-другому воспитан.
Оперативника обозлил отказ.
- Волк тамбовский тебе товарищ. По-другому он воспитан. Водку жрать на крыше, когда вся страна борется за трезвый образ жизни... Инженеры с высшим образованием. Да собутыльников своих с крыши бросать, этому тебя воспитывали?
- Извините, гражданин начальник, - поправился Виктор и опустил голову.
- Значит, помогать нам не хотите и пойдете на зону отбывать наказание? - спросил капитан.
Старший лейтенант что-то писал на чистом листе бумаги.
- Да.
- Почему наш вариант вы отклоняете? Вы же случайно оказались у нас. Распишитесь здесь, - старший лейтенант подвинул Виктору написанный лист.
- Здесь. Прочти и распишись.
На белом листе было написано, что он, Захаров Виктор Иванович, от сотрудничества с администрацией СИЗО отказывается по своим моральным убеждениям.
- Все правильно я написал? - спросил старший лейтенант.
- Да, гражданин начальник. Все правильно, - ответил Виктор и поставил свою подпись.
- Все, вы свободны, - капитан взял исписанный лист, положил себе в папку.
Виктор вышел из комнаты. Второй осужденный стоял у стола, за которым сидела женщина-контролер с погонами сержанта. Виктор вышел в коридор. Очень хотелось курить, руки почему-то дрожали.
"Привыкай, Виктор, к унижениям тоже привыкай, - как заклинание повторял сам себе Виктор. - Это и есть искупление твоей вины".
Через пятнадцать минут вышел второй осужденный из кабинета оперативников. Контролер повел обоих назад в этапную камеру.
- Витек, ты что, у Захарова подпись об отказе взял. Это новое распоряжение от хозяина? - спросил капитан Величко у старшего лейтенанта Прохорова, когда Виктор вышел из кабинета оперработников СИЗО.
- Нет, Толян. Сам. У него папа - бывший второй секретарь райкома. Сейчас директор пивного завода. Да, который строится за городом. Думаю, как только приговор придет, мы его первым этапом на зону во избежание лишней мороки. Это отмаз, что он идейный жулик, - Прохоров улыбнулся, довольный своей сообразительностью.
- Ого! Мне тоже в хозобслугу не нужен. Мороки с ним не оберешься. Будет папе стучать про нас, а про зеков, гад, не согласился, - капитан Величко засмеялся.
Рабочий день или, вернее, ночь у оперативников капитана Величко и старшего лейтенанта Прохорова продолжался. Только к двум часам ночи осужденных стали разводить по камерам. Виктор Захаров попал на старый корпус, в камеру 49 усиленного режима. В камере, рассчитанной на двадцать четыре человека, было уже двадцать два, и привели еще четырех с южного этапа. Двум, которым не досталось шконок, были натянуты одеяла между двумя шконками верхнего яруса, "вертолет" называлось это место, подобие гамака на воле.
Дни потянулись. Медленно, монотонно, очень однообразно. Через пять дней Виктора вызвали к адвокату Митину. Виктор снова не дал согласие писать кассационную жалобу. Он виноват, это его крест, и его нужно нести до конца. В камере одни и те же разговоры о сытости и привольности вольной жизни. Виктор понимал, больше половины - это вымысел, выдаваемый как желаемое. А действительность? Люди в нетрезвом состоянии совершали порою смешные преступления, а по новому закону "О борьбе за трезвость" даже совершение преступления в нетрезвом состоянии давало право для привлечения по ст.62, то есть признание подсудимого хроническим алкоголиком. И тогда в любом случае условное наказание невозможно. Только лишение свободы, были сроки восемь месяцев и год.
Ложь, хвастовство - вот и все темы разговоров осужденных камеры 4-9. Верховодили в камере два мужчины, уже в годах. Бывший директор керамзитного завода, севший за взятки, и бывший председатель заготконторы Назаренко с юга области. Они сплотили вокруг себя физически крепких ребят, и трое осужденных, пытавшихся выдавать себя за идейных и пробовавших взять власть в свои руки, получили отпор. Троице пришлось примириться и жить по довольно демократическим законам, установленными директорами. Никто никого не доставал с расспросами, не лез, каждый сам по себе, без деления на блатных и простых, на серых и белых. Виктор понимал - таких, как эта троица, в других камерах могло быть и больше, и поэтому, когда адвокат Митин спросил его, не подумал он остаться в хозобслуге, он уже не так был категоричен, просто пожал плечами. Старый адвокат понял, Виктор колеблется, нужен толчок. Ему, молодому, здоровому парню трудно сделать этот шаг. Об осужденных хозобслуги не очень лестно отзывались другие заключенные в камерах. Хотя из этих камер и набиралась хозобслуга, и всегда предложение превышало спрос.
Через два дня после звонка Митина Ивану Егоровичу Захарову Виктора вызвал контролер в коридор. Здесь стояли уже знакомый капитан с этапа, майор со шрамом на подбородке, видимо, после операции и высокий холеный подполковник.
- Осужденный Захаров Виктор Иванович, - представился начинающий уже привыкать к требованиям СИЗО, указывая свою статью и срок наказания. Подполковник подошел к нему вплотную, посмотрел в глаза. Они были одного роста, только подполковник пошире и поплотнее.
- Что, Витек, сотрудничать с нами не хочешь, это понятно. Отец говорил, ты мужик своенравный, а работать у нас будешь?
Вопрос подполковника, его упоминание об отце заставили Виктора замяться, смутиться. Он посмотрел на капитана. Капитан стоял немного в стороне, опустив голову. Видимо, он и доложил начальнику об отказе Виктора сотрудничать, то есть доносить на своих сокамерников.
- Без сотрудничества? Просто честно работать, отбывать свой срок буду, - ответил Виктор.
- Вот видишь, Величко, а говоришь, он идейный. Оформляй его в рабочую камеру после приговора в хозобслугу, - дал распоряжение подполковник. - Куда? На пищеблок. Ты, Виктор, поваром не работал? - спросил он у Захарова.
- Нет, я инженер-геолог, - ответил, смутившись, Виктор.
- Инженер-геолог нам пока не нужен, - пошутил подполковник, - а повар Захаров будет нужен. Все, пошли в 43, что у них? Почему утром еду не взяли?
"Это начальник СИЗО Молодцов", - догадался Виктор, или "хозяин", как его звали осужденные и даже все работавшие в СИЗО. В тот же день Виктора перевели в рабочую камеру, в отдельном коридоре старого корпуса на третьем этаже, на четвертом этаже были камеры хозобслуги. Рабочие камеры не закрывались, закрывали только коридор. Хождение стало свободным, пускали даже смотреть телевизор, играть в настольный теннис в камере, обустроенной осужденными хозобслуги, как спортзал. Осужденные рабочих камер привлекались для работы на пищеблоке. Осенью на заготовку овощей, на строительные работы. Вся работа в СИЗО делалась руками самих осужденных.
На второй день утром в рабочую камеру 116, где был Виктор, зашел молодой мужчина в черной спецовке, ушитой по размеру с нашивкой на рукаве "Бригадир пищеблока". Он зачитал несколько фамилий, в том числе и Виктора, взял рабочих из соседних камер, всего двенадцать человек, и вместе с женщиной-контролером выводной пищеблока пошли на работу. Десять железных дверей-решеток насчитал Виктор, прежде чем они попали на пищеблок.
Пищеблок - старое сооружение, построенное, как и сама тюрьма, больше века назад. Виктор попал на работу в овощной цех. Работа была несложная, правда всех прежде одели в большие резиновые сапоги, в цеху было сыро, осужденные вырезали глазки из картофеля, пропущенного через картофелечистку. Правда, старые рабочие уже не первую неделю и старший овощерезки, пожилой осужденный хозобслуги, сказал, что сегодня лафа, картофелечистка чаще не работает, и тогда всю работу приходилось делать вручную, людей еще добавляли. Чистили до обеда, на ужин было картофельное пюре. Пообедав и немного отдохнув, начали чистить картошку на утро, на завтрак.