- Нет, Павел Николаевич, просто: "ничего у них, подонков, не получится". И все, - Галина замолчала.
- Вот, а говорите ничего. Подонки, это тоже ниточка. Наверное, своих из облисполкома, он так называть не мог. Значит, он имел в виду того, кого считал ниже себя. Намного ниже. Что еще?
- Ничего, он был сильно пьян. С трудом даже слова выговаривал. Если слово трудное в произношении, бормотал две - три минуты. Мы с ним минут двадцать точно говорили.
- Двадцать семь, - перебил Скрыльников и снова посмотрел ей в глаза.
- Вот видите, вы больше меня знаете, - Галина снова заволновалась.
- Нет, Галина Ивановна, узнать, кому звонил Елышев и сколько говорил, несложно. Но о чем? У него в ту ночь одиннадцать звонков было. Прямо ночь вопросов и ответов или исповедь по телефону.
- И мой звонок последний? Или государственная тайна?
- Нет, какая тайна. После вас он действительно в цветочный магазин звонил, в 04.30 утра, в пустой магазин. И еще звонок был. Да, выпил Игорь Григорьевич изрядное количество "Белого аиста".
- А почему "Белого аиста"? Он водку больше любил.
- Неужели? Спасибо за подсказку. Нашли в кабинете пустую бутылку, и в машине была, видно открытая. Когда "Волга" перевернулась, весь салон коньяком пропах. Все, одевайтесь, Галина Ивановна, я, как и обещал, довезу вас до дома. Я жду в машине. Зеленая, недалеко от входа. Жду.
Скрыльников встал, быстро надел куртку, вышел. Во всей его походке, движениях чувствовалось, что он был строевым армейским офицером. Офицер - это не звание, это образ жизни; настоящий офицер, даже выйдя в отставку, не может растерять собранности, выправку.
Галина надела меховую куртку, проверила замки на сейфе, осмотрела кабинет: "Все в порядке". Вышла, закрыла дверь. Проходя через зал, она видела посетителей, немного, в 24.00 ресторан закрывался. Скрыльников ждал в заведенной машине. Увидев Галину, открыл ей дверь, переднюю, рядом с собой. Галина, когда была не за рулем, предпочитала ездить на правом заднем месте. Она очень удивилась, когда Скрыльников ей сказал:
- Я не люблю, когда у меня пассажир за спиной.
- Вы читаете мысли? Откуда вы знаете, на каком месте я езжу в такси? - удивленно спросила Галина. - Не следите ли вы за мной?
Утром она ехала на работу в такси и сидела на правом заднем месте.
- Что вы, Галина Ивановна, это просто профессиональное наблюдение. Люди вашего положения ценят безопасность и считают, что заднее правое место самое безопасное. Хотя, я вам скажу, это не всегда так.
- Почему?
- Три с половиной года назад сосед поехал с женой на дачу собрать ягоды для варенья. Взял и мою жену с годовалой дочкой. Он сосед, и дачи наши недалеко. Ехали назад после дождя, асфальт скользкий. Соседа подрезали какие-то лихачи, он испугался столкновения, резко свернул в сторону. Машину на мокром асфальте занесло и понесло в кювет. Они перевернулись, упали с насыпи три метра, два раза машина перевернулась. Сосед с женой сидели впереди. Людочка, моя жен, с Олечкой, сзади, она ее на руках держала. В общем, у соседа ребра, у его жены рука и ноги сломаны, у моей дочурки всего одна шишка на лбу и ручка поцарапана об стекло, а Людочку даже до больницы не довезли. Наверное, у каждого человека своя судьба, даже если он сидит на безопасном месте, - Скрыльников, тяжело вздохнув, замолчал. Несколько минут ехали молча.
- И вы живете один? - спросила Галина, не зная, что еще можно спросить.
- Почему один, с Олечкой, дочуркой. Снова выговор получу, не поцеловал ее на ночь. И со своей мамой.
- Вы, наверное, любили очень свою жену. Даже голос у вас стал другим, когда говорили про трагедию.
- Почему любил? Мы и прожили с ней три года четыре месяца и восемнадцать дней. Даже насмотреться друг на друга вдоволь не успели. Я вечно на работе, ухожу рано, прихожу поздно. Я военный, юридический институт закончил, в КГБ всего седьмой год. Здесь с женой и познакомился. Все, приехали, это ваш дом и даже ваш подъезд. До свидания, Галина Ивановна, возникнут вопросы или что вспомните, вот мой телефон, - Павел протянул листок с записанными номерами. - Это служебный, это домашний, я пометил. Спокойной вам ночи.
Галина вышла из машины, захлопнула дверь, поднялась на свой этаж, вошла в квартиру, включила свет в коридоре. Прошла на кухню, не включая свет, посмотрела вниз. Темно-зеленая шестерка еще стояла у подъезда. Постояв еще десять секунд, Скрыльников уехал. Галина еще долго стояла на кухне без света, прижавшись лбом к холодному стеклу, и еще долго думала о словах Павла.
"Почему любил? Он говорит так о жене, которой больше трех лет нет в живых. Почему любил?"
- 18 -
В город пришла настоящая весна. Если ночью еще было свежо, хотя морозов уже не было, днем солнце горело совсем по-весеннему, распустились листья на тополях, на участках в частных домах алели тюльпаны. Воздух наполнился смолой и неповторимым весенним запахом. Так пахнет воздух только весной в апреле.
Вика Нестерова жила словно в забытье: дни сменяли ночи, и только, наверное, пустота была в ее душе. Иногда она пыталась заполнить эту пустоту рюмкой-другой водки, и сразу находился собеседник, сосед этажом ниже, Геннадий. Брали бутылку. Уже окончательно спившийся, нигде не работающий Геннадий жил с матерью-инвалидом первой группы и по первому зову Вики с готовностью бежал в специализированный магазин. Их по городу остались единицы, где продавали спиртное.
Завсегдатай этих магазинов, Геннадий, или как его звали приятели "Гендос", всегда без проблем доставал необходимое количество "душевной жидкости", как называл он водку. Жена от него давно ушла, жила на другом конце города у своей матери. Взрослый сын после техникума по направлению уехал в город на востоке области, там женился и жил своей семьей. Женщины как женщины давно не интересовали Гендоса, в Вике он видел товарища, собеседника. Он любил философские разговоры. В свое время Геннадий окончил монтажный техникум, даже сменным мастером работал на заводе. Но сначала появилась привычка начинать день с безобидных сто граммов, а став мастером, в его кладовой всегда находилось то, что нужно кому-то в хозяйстве, и плата за это всегда была одна - бутылка первача. Его сняли с мастеров, вместо выводов Гендос затаил обиду и пил после снятия с должности месяц без просыпу; его уволили и с завода.
- Рабочий человек не пропадет нигде, - философствовал Геннадий Кукушкин с приятелями за бутылочкой водки.
Он пошел работать сварщиком в СМУ, и пошло. По его трудовой книжке можно изучить все предприятия и конторы областного города. Теперь сорокасемилетний Гендос, по его словам потерявший на заводах здоровье, зрение и слух, уже два года не работал нигде. Жил на пенсию матери, сестра приносила продукты. Мать Гендос не обижал и продукты от нее даже в суперкризисных ситуациях, а такие ситуации наступали почти каждое утро после обильного принятия накануне, не крал никогда. И вообще, трезвым он любил чистоту, сам стирал себе да и матери, мыл полы, все вычищал. Только трезвым он бывал три - четыре дня в месяц.
После того случая, когда Вику привезли и даже проводили в квартиру двое незнакомых парней, утром ее сильно рвало, голова кружилась, она даже клялась, что не будет пить эту гадость никогда. Но все прошло, забылось. Вика оформила в университете декретный отпуск. Лобов давал ей 100 рублей на жизнь, привозил продукты из своего профессорского пайка, но сам все реже и реже бывал на квартире на улице Шендрикова. Вике советовал уехать на время домой в райцентр соседней области. Все уляжется, и они, возможно, даже будут жить вместе.
- Если ребенок мой, - всегда добавлял Лобов в своих разговорах.
За снятую квартиру было заплачено хозяевам за год вперед. Вика даже подрабатывала, писала курсовые за плату, печатала на машинке, которая была у нее в квартире. Профессору Лобову, в отличие от других простых советских граждан, иметь печатную машинку дома разрешалось. Но иногда на сердце опускалась тоска. Вика звала Гендоса, он с готовностью приходил, бежал в гастроном.