- Хитрит, старый извращенец. Все ясно, из диспансера пришло письмо - извещение.
Как студентка, она прописана в университетском общежитие, туда обязаны сообщить. Хотя она, выписываясь, и говорила, что не живет по месту прописки, и ей обещали не сообщать в общежитие.
- Сволочи! Все сволочи!
Вика снова стала пить. Не стесняясь, стала появляться у точек, торгующих спиртным. Их было немного по городу, и ее стали уже узнавать. Она безошибочно узнавала ищущих, где выпить, мужчин и предлагала свою "хату". Часто гость, а иногда и двое оставались у нее на ночь.
- Так, подруга, недолго снова на Космонавтов, а может теперь и в Оренбург, платки вязать, - как обычно размышляла вслух Вика.
За умышленное заражение венерическими заболеваниями существовала уголовная статья, и в Оренбурге была одна из женских колоний. Потом пришло извещение на переговоры из города Ноябрьска. Звонил хозяин и сообщил, что принял последний платеж, он приедет жить весной.
- Значит, осталась одна дорога, - размышляла после выпитой рюмки Вика, - назад, домой в райцентр.
Из общежития уже выписали. Ждать милицию, заберут паспорт, поставят бомж-штамп. Выход нашелся совсем неожиданно, когда Вика стала терять даже надежду. Неважно какой, но выход. В соседнем подъезде их дома на Шендрикова жил одинокий пенсионер Чугунов Александр Александрович. Правда, пенсионер военный, ему всего чуть больше пятидесяти. Чугунов служил в МВД, в колонии строгого режима, которая находилась на северной окраине их города. В пятьдесят лет Сан Саныч, как его звали соседи, майор МВД вышел на пенсию. Получая приличную военную пенсию, он по знакомству устроился кладовщиком на продовольственную базу. В голодные 80-90 годы это было одно из самых лакомых мест, устроиться куда без влиятельных знакомых было просто невозможно. Сан Саныч был среди соседей уважаемый человек. Он часто доставал дефицитные продукты, чем заслужил уважение и известность. Людей даже не интересовало, как кладовщик доставал им продукты. Умел достать и все. От невест, кому за сорок, у Сан Саныча не было отбоя. Хотя военной внешностью и выправкой он даже молодым не располагал. Лысоватый, совсем небольшого для мужчины роста, выше средней полноты с явным животиком и очень короткими ногами.
Вика всегда проходила с остановки автобуса мимо подъезда, где жил Сан Саныч. Еще беременную он ее заметил, часто помогал сумки донести, читая при этом нотации, что беременной нельзя столько носить. Будто Вика этого не знала. А кто будет носить? Лобов? Тогда она еще жила с ним, носить сумки он категорически отказался - не подобает профессору ходить с авоськой. Его дело достать! Он всегда, даже когда почти перестал приходить на Шендрикова, отдавал свой профессорский продуктовый паек Вике. Да и что греха таить, профессор, как и большинство его коллег, не отказывался от подношений продуктов от благодарных родителей, чьи дети учились в университете. Родители везли из колхозов своим детям продукты, не забывая и об их преподавателях.
- Все берут, - объяснял Вике Лобов. - Я не должен падать в голодный обморок в аудитории.
Хотя Лобову, как и Сан Санычу, голодный обморок явно не грозил. Потом, когда Вика оставила девочку в роддоме, всем знакомым ее соседям и Сан Санычу она объяснила, что ребенок умер при родах. Все жалели, сочувствовали ей. Лобов исчез. Чугунов пробовал даже поухаживать за Викой, он явно был не равнодушен к молодой женщине, Вика соврала, что ей тридцать, учитывая, что Лобову сорок. Сан Саныч не переставал удивляться.
- Да вы девчонка, Виктория! Совсем девчонка.
Потом появились друзья кавказцы. Вика перестала даже замечать неравнодушного к ней соседа. Люди все еще сочувствовали ей. Смелые даже давали советы, когда видели Вику подпившей:
- Не убивайся так. Молодая. Будут еще дети!
Когда забирали Вику в диспансер утром, все были на работе, глазастые бабушки оседали на лавочках ближе к вечеру. Даже Гендос не знал, где была это время соседка с 48 квартиры. Жизнь в больших городах тем и отличается. Люди более замкнуты и часто, прожив годы, не знают даже всех жильцов своего подъезда. Дом на Шендрикова был совсем новый, его только заселяли. Много квартир здесь было построено "северянами", то есть люди еще работали на севере, но, выйдя на пенсию, приобретали, строили жилье в центре России.
Сан Саныч увидел Вику не у подъезда, а в универмаге на соседней улице.
- Виктория Викторовна! Сколько лет! Я, право, уже думал, вы уехали от нас, - Чугунов сделал слащавое лицо, радостно пожимая поданную Викой руку.
- Нет, Сан Саныч, я ездила на родину. К маме.
- Замечательно! А что вы грустная такая? Как ваши дела?
- Да ничего хорошего... Проблем много... Уеду, наверное, назад... к маме... Хотя у нее уже давно своя жизнь, и я ей явно буду обузой...
Чугунов всю жизнь проработал в колонии. И хотя большим умом он не обладал, работа с людьми оставила след. Что-что, а настроение человека он мог определить. Он сразу увидел, что Вика нуждается в помощи, ей плохо. Может, это и есть его шанс?
- Знаете что... пойдемте ко мне в гости. Если вас не затруднит, и вы не заняты. Я вас приглашаю. Вы все купили?
- Да нет... Я просто зашла, - Вика замялась.
Что она могла сказать? Что денег у нее на буханку хлеба и полкило ливерной колбасы, которые она и пришла купить себе на ужин? Одевалась Нестерова всегда хорошо. Мать работала на двух работах и еще ставила капельницы на дому, кому-то прервать очередной запой, кому, кто не хотел лежать в больнице, а курс лечения необходим. Она оставляла себе только на еду, все отсылала дочери. Баловали ее и мужчины. Не обладая очень яркой внешностью, Вика не имела проблем среди мужчин.
- Я презираю мужчин, ничего мне не дающих, - говорила она подругам. - Мужики обязаны делать женщине подарки.
Вика сразу заметила, как загорелись глаза у Чугунова. Она давно замечала его симпатию к себе. Он никогда не проходил мимо, всегда останавливался, беседовал и не пропускал ее, чтобы хоть за руку просто дотронуться. И сумки тащил в соседний подъезд только для того, чтобы погладить по спинке на прощание. Он не знал, что Вике еще нет и двадцати пяти, он больше, чем в два раза ее старше. Хотя знай он, это бы еще больше усилило его интерес к Вике.
"Наверное, это мой последний шанс остаться в городе, - подумала Вика. - Что ж, товарищ майор, ведите даму в гости".
Квартира Чугунова находится на элитном втором этаже соседнего подъезда, однокомнатная, но новой улучшенной планировки с дорогой финской мебелью.
- Да, неплохо живет пенсионер, - подумала Вика.
Учитывая, что в последние годы, наверное, все в стране стало дефицитом, даже мыло и стиральный порошок, а простые электролампочки воровали с предприятий. Директора хватались за голову, закупая их коробками. Но все не от жадности, их просто не было в магазинах. Люди не могли их свободно купить. В стране было все, но не у всех. Наверное, такие вот кладовщики, как Сан Саныч, и грели на этом руки. Совсем неплохо грели.
Сан Саныч порхал по квартире, он переоделся в голубой спортивный костюм "Адидас", настоящий, фирменный. Галантный, с выпирающим животиком, он накрывал стол в комнате, на кухне категорически отказался от возражений Вики не беспокоиться.
- Нет! Нет! Викочка! - Чугунов уже не называл ее по отчеству, хотя еще звал на "вы". - Вы для меня очень дорогой, желанный гость!
- Что вы, Сан Саныч, - для приличия стала возражать Вика, - мы и знакомы как соседи. Постоим, поговорим иногда десять минут.