Председательствующий начал читать обвинительное заключение. В зале было так тихо, что каждый шорох, скрип сиденья резали ухо. Что же до Федорова, то кровь с такой силой шумела у него в висках, что слова обвинительного заключения доносились до него как сквозь грохот водопада. Он сидел, наклонив голову и уставясь в пол, краем глаза нет-нет да и поглядывая на Татьяну. По ее лицу трудно было определить, что она слышит и чувствует в этот момент, да и слышит ли что-нибудь вообще.
«...Повреждение печени, от которого потерпевший скончался в больнице «скорой помощи», не приходя в сознание»...— читал судья, и желтые, красные, оранжевые огни, как ракеты в фейерверке, лопались, рассыпались у Федорова перед глазами.
— Надо бы еще проверять, какие там были врачи,— проговорил над ухом у него Николаев, и довольно громко — так, что судья, споткнувшись, прервал чтение и без выражения, как сквозь прозрачное стекло, посмотрел на Николаева.
«Господи, господи,— вдруг подумал про себя Федоров.— За что, о господи?..»
И было мгновение, когда он поверил — ему ответят...
— Подсудимый Федоров,— сказал председательствующий, закончив чтение,— вам понятно, в чем вы обвиняетесь?
И Федоров, услышав свою фамилию, едва удержался, чтобы не подняться.
Поднялся Виктор.
Теперь он смотрел на сына. И видел — там, за перильцами, покрашенными облупившимся суриком,— его невысокую, с острым, вскинутым вверх плечом фигурку. Его подросшую в КПЗ светлую челку, наискосок упавшую на лоб. Его ускользающий, как бы шарящий перед собой, в пустоте, взгляд серо-голубых глаз.
— Вам понятно?..
— Понятно,— сказал Виктор.
И задержал на судье глаза. Убрал плечо, выровнялся.
— Подсудимый Федоров, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?
— Не признаю.
Ответ прозвучал слишком поспешно, не успел отделиться от вопроса, почти слился с ним.
Судья пристально посмотрел на Виктора, собираясь повторить вопрос, но Виктор опередил его:
— Виновным себя не признаю.
Кто-то захлопал — два-три внезапных, нерешительных всплеска раздалось позади.
— Не давайся им, Витюн!..— послышалось из другого конца.
— Прошу встать и выйти из зала,—сказал судья.— Лишаю вас права присутствовать на дальнейшем разборе дела.
Подождав, пока долговязый бритоголовый юнец выйдет, нарочито стуча каблуками,— Федоров среди приятелей Виктора его не помнил,— судья продолжил заседание.
— Подсудимый Николаев...— обратился он с тем же вопросом к Николаеву.
И Николаев — высокий, широколицый, неторопливый, поднялся и проговорил уверенным, несмотря на легкое заикание, крепким юношеским баском:
— В-виновным себя не считаю.
То же самое, качнувшись, как от ветра, на тонких журавлиных ногах, произнес Валерий Харитонов:
— Не считаю!.. — и от уха до уха улыбнулся губастым ртом.
Горский раздвинул тяжелые, рыхлые веки и впервые, показалось Федорову, посмотрел на прокурора. Посмотрел — и то ли кивнул слегка, то ли сглотнул слюну. В глазах у Кравцовой, за круглыми стеклами, загорелись и погасли две маленькие золотые молнии.
9