Они пересекли привокзальную площадь, вышли к скверу Самеда Вургуна. Под ногами хрустела кирпичная крошка.
Заур подвел ее к скамье у самого фонтана. Прозрачные струи воды взвивались вверх и с плеском падали в бассейн. Лилось из динамика «Мы с тобой два берега…» В быстро темневшем небе одна за другой загорались звезды.
Заур погладил прохладные пальцы девушки.
— Дарю вам эту песню, — сказал он. — И этот вечер. И вон те звезды.
— Спасибо, — она улыбнулась. — Вы так щедры, что мои страхи отступают.
— Страхи? Какие? У вас есть отец, товарищи. Я, если хотите.
— О! Отец! — Марита вздохнула. — Он черствый, нелюдимый. Я боюсь его.
— Такое страшилище, а я его не знаю, — шутливо сказал Заур. — Все-таки житель моего района.
Девушка не приняла шутки.
— Чтобы характеристика была полной, добавлю: он никого, кроме себя, не переносит. А меня просто терпит.
— Почему же он такой?
— Не сегодня, Заур, — попросила она. — Я расскажу и о нем, и о себе. Только не сегодня. Оставим эту тему, ладно?
Заур кивнул.
— Вы уехали со стадиона таким расстроенным. Наверное, случилось что-нибудь, — спросила Марита.
— Да, было совершено преступление. Убийство.
Пальцы Мариты дрогнули.
— Это, видимо, очень трудное дело, да?
Акперов закурил.
— Не так уж. Вначале, правда, почти не было надежд. Убитый, пожилой мастер по могильным памятникам, был задушен и связан. Кто, что, зачем? Потом мы осмотрели комнату, труп. Нашли в постели черный женский волос. Знаете, как много может рассказать один единственный волос?
Заур рассказывал, глядя перед собой. Он не заметил, как сначала вспыхнуло, а затем побелело лицо Мариты. Она слушала напряженно, страх заставил ее сжаться, откинуться на спинку скамьи.
Марита нервно схватила его за локоть.
— Уйдемте отсюда. Уйдемте куда-нибудь. Мне страшно.
— Пойдемте, — Заур встал. — Я, действительно, зря это…
— Наоборот, продолжайте. — Они пошли к черно-городскому мосту. Марита взяла Заура под руку. — Ну, что же дальше?
— В общем не уйдут… Главное, найти женщину.
Марита шла, как пьяная, казалось — под ногами колеблется земля. Последние слова Акперова стегнули ее по лицу. Ноги отяжелели, она крепко прижалась к его плечу. Заур курил, думал о своем. Вдруг он почувствовал, как Марита сжала его локоть. Они остановились под самым мостом, в полутьме, у массивных каменных опор. Акперова удивили неподвижные, широко раскрытые глаза Мариты.
— Что случилось? Вам плохо?
Заур достал платок, заботливо вытер ей лоб.
— Сердце…. Но теперь уже ничего… Прошло. Ты мне очень дорог, слышишь? Тихо произнесла она. — Скажи, Заур, ты веришь мне?
Вопрос изумил его. Она обращалась к нему на «ты».
— Да, верю, — решительно ответил он, обнял ее за плечи. Смутная тревога шевельнулась в душе.
— Ты совсем, совсем меня не знаешь, — заговорила она с жаром. — Но верь мне. Что бы ни случилось, верь…. У меня нет никого дороже. Только ты, Заур.
Последние слова утонули в гуле проходящего над ними поезда. Мост гулко резонировал. Грохот наваливался ощутимой тяжестью. Мысли Заура смешались, сердце снова кольнула тревога. Влажные губы Мариты в темноте коснулись его губ. Заур рывком прижал ее к себе. Когда стих гул поезда, она высвободилась из его объятий и, опустив голову, прошла вперед.
Заур последовал за ней.
— Марита! — окликнул он. — Марита, ну что с тобой? Ну, скажи мне, наконец! Скажи.
— О-о, — выдохнула она, — не надо, не спрашивай, не могу. Проводи меня. И не спрашивай ничего… Я сама скажу тебе. Потом скажу. Мне надо домой. Скорей.
Заур остановил такси. Сели. До самого дома Марита не проронила ни слова. Прощаясь, она робко попросила:
— Не обижайся. Я понимаю, что веду себя, как сумасшедшая. Но… Прости. Я позвоню тебе. Обязательно позвоню.
Повернулась и побежала к калитке.
Через полчаса Акперов был у себя в кабинете. Не зажигая света, сел за стол, с силой опустил кулак на стекло.
— Ничего не понимаю. Либо я идиот, либо…
Он вынул папиросу, нервно зашагал по кабинету.
В таком состоянии и застал его подполковник Асланов, неожиданно вошедший в кабинет. Он щелкнул выключателем и на его добром, мясистом лице мелькнула и тотчас исчезла улыбка.
— Убийство вроде раскрыто, начальник. Причин для волнений не вижу, — проговорил он.
Акперов смущенно нагнулся к столу.
— Я не волнуюсь, товарищ подполковник.
— Ну, знаешь… Особой наблюдательности тут не требуется. У тебя у самого какие-нибудь неприятности, да?