— А я не спорю. Имею же я право высказывать свое личное мнение, обосновать его?
Следователь неожиданно взял Агавелова за плечи, круто повернул к себе.
— Слушай, Эдуард. — Заура я знаю много лет, и это дело волнует меня не меньше, чем тебя. Но я не хочу одевать истину. Пусть она останется нагой. В обвинительном заключении все будет изложено предельно ясно. И объективно. Это я тебе обещаю.
ГЛАВА 33
ВСТАТЬ! СУД ИДЕТ!
Встать! Суд идет!
…Третий день продолжается процесс. Коллегия Верховного суда по уголовным делам слушает дело о грабежах и убийствах группы рецидивистов. Вот они — за массивной дубовой перегородкой. Угрюмые, бледные. Серое помятое лицо Лалаева безжизненно, только посверкивают глубоко посаженные острые глаза. Вопросов, обращенных к нему, он словно не слышит.
Рядом, подперев кулаками подбородок, беспокойно ерзает на месте Аркадий Галустян. Его сладкий голос, умильное выражение лица так не вяжутся с длинным перечнем преступлений, что вызывают в зале только чувство брезгливости.
Во втором ряду — Мехтиев и Чуркин. На скулах «Косого» играют красные пятна. Грязным платком он поминутно вытирает мокрый лоб, руки, тяжело дышит. Чуркин держится спокойней. Но если присмотреться, видно, как все тело его бьет непрерывная мелкая дрожь.
Суд нашел возможным подсудимую Лайтис Мариту Мартиновну посадить отдельно.
Из самого конца зала, где устроились Заур, Огнев и Пери-ханум, ее не разглядеть. Лишь, когда она поднимается, видны хрупкие плечи, бледная нежная шея, просвечивающаяся сквозь волнистую россыпь волос.
…Слово предоставляется прокурору. Завершая свою гневную речь, он повышает голос:
— За совершенные злодеяния: грабежи и убийство, я требую приговорить Лалаева, он же Караян, Тониянц, Заступин, Сергеев, а также Галустяна и Мехтиева к высшей мере наказания — расстрелу, Чуркина к двадцати годам заключения.
В отношении подсудимой Лайтис, учитывая, что она осознала тяжесть совершенного и помогла следствию в разоблачении такого матерого преступника, как Лалаев, считаю возможным ограничиться лишением свободы сроком на два года…
Словно издалека доносятся до Заура выступления общественного обвинителя, адвокатов.
«Так или иначе, — сверлит мысль, — а Марита под судом. Моя Марита… Но почему мать одобряет мой выбор? Что она сумела разглядеть в Марите, безвольной, отдающейся первой сильной волне, как сказал на следствии Байрамов. Неровно стучит у Заура сердце. Вот-вот, кажется, выскочит из груди. Он уверен, что построит счастье свое и Мариты. И если то, что их ждет впереди, будет самым тяжким испытанием в его жизни, — он готов. Он разделит с Маритой все. Все, до последнего дыхания».
— Последнее слово, — объявляет председательствующий.
Чуркин говорит негромко, смотрит вбок, на завешенное тяжелой зеленой шторой окно.
— Я соучастник… Знал, на что шел… Ошибся. Ошибся впервые. И поверьте, граждане судьи, — в голосе его прозвучала мольба, — больше ошибки не повторю. Дайте мне возможность искупить ее…
Что-то невнятно бормочет Мехтиев. С трудом шевеля губами, выталкивает застрявшие в горле слова:
— Не повторится никогда. Я еще молод. Сохраните мне жизнь…
Галустян не защищается. Тело его сотрясается от рыданий. Сквозь пальцы, закрывающие лицо, просачиваются слезы. «Артист» все еще надеется на свой «актерский» талант…
Лалаев даже не двинулся с места. Та же неподвижная каменная поза, только на миг из-под красноватых, будто обожженных век сверкнули бессильной ненавистью острые глаза.
Когда поднялась Марита, по залу прошел легкий гул.
— Я не прошу снисхождения, — едва слышно сказала она. — Каков бы ни был приговор суда, — он будет справедливым. И еще — есть еще приговор… собственный… — голос ее задрожал, — пусть… Я — до конца…
Она упала на стул и беззвучно заплакала.
Пери-ханум бросилась по проходу вперед, к ней. Заур — влево, из зала. Нервы отказали ему.
Услышав в коридоре через полуоткрытую дверь знакомый возглас: «Встать! Суд идет!» — он вернулся к двери.
Председательствующий огласил приговор:
— Подсудимого Лалаева Каро Гургеновича, он же Караян Шаген, он же Тониянц Аршавир, он же Заступин Оскар, он же Сергеев Константин, — приговорить к высшей мере наказания — расстрелу…
…Подсудимого Галустяна Аркадия… — к расстрелу…
…Подсудимого Мехтиева Арифа… — к двадцати годам лишения свободы.