О том, что восстание офицеров началось, он понял ночью в среду, двадцать седьмого числа, когда послышалась перестрелка. Она доносилась из центра города. Сначала раздавались пистолетные и винтовочные выстрелы, потом застрочил пулемёт. Охранники бегали по коридорам, очевидно, решив выдвинуться на помощь гарнизону красных. Но ближе к рассвету стрельба стала раздаваться всё реже и реже, и часам к семи её уже не было слышно вовсе.
Вдруг скрипнул засов, и отворилась тяжёлая, обитая железом дверь. Возникла пьяная физия матроса в чёрной куртке и бескозырке. Чтобы удержаться на ногах, он упёрся руками в дверной проём. На левом боку у него висела шашка, на правом — деревянная кобура из ореха, характерная для маузера.
— Ну что буржуазы? Попили кровь? Хватит! Сегодня всех вас пустим в расход. Молитесь своему распроклятому боженьке.
Клим Пантелеевич молчал, но взгляда не отводил, разглядывая нового хозяина мира.
«Господи, — подумал он, — и откуда взялись на нашей земле эти дикие сатанинские орды? Где копились их полчища все предыдущие годы? И кто взрастил сей человеческий бурьян?».
— Ты смотри, как этот гад недобитый, зенки на меня таращит… Вот я тебе сейчас по пуле в них и вставлю, — прошипел матрос и стал шарить рукой по правому боку, где висела кобура.
— Не положено, — ответил надзиратель, протиснулся вперёд с винтовкой и закрыл собой арестантов.
— Что значит «не положено»?!
— А то и значит? Когда прикажут, тогда и прикончим.
— Так вот я тебе и приказываю: застрели эту белую вошь! А я добью для верности.
— Все приказы я получаю от начальника тюрьмы, а он от коменданта Промовендова.
— Да причём здесь этот недоучившийся семинарист? Он же чокнутый! Говорят, папашка его при царе ходил по Николаевскому в спинжаке обвешанном бутафорскими орденами не только на груди, но даже и со спины. Приставал к прохожим и рекомендовался, как истинный губернатор. Не слышал, что ль? Запомни: не сегодня-завтра я займу место этого очкарика или вот стану начальником гарнизона, или главковерхом вместо Коппе. А? Как ты тогда запоёшь? А ты рази не знаешь, кто я есть такой? Чего молчишь? Отвечай, когда спрашивают!
— Вы командир морского батальона.
— Ага «морского», — передразнил матрос, закрывая кобуру. — Эх, деревенщина беспортяшная! Я есть командир отдельного конно-горно-морского экспедиционного отряда товарищ Якшин. Понял?
— Так точно.
— Вот это другое дело! Ладно, пойдём в соседних камерах смертников смотреть.
Покачиваясь, он вышел в коридор, и дверь закрыли. Но не прошло и десяти минут, как вновь запищали петли и в застенок втолкнули офицера средних лет. Лицо его было в крови, мундир изорван. Обуви на ногах не было. Держась за стену, незнакомец добрался до свободных нар, опустился на голые доски и прислонился к стене.
— Надеюсь, господа, это место свободно? — едва слышно, спросил он.
— Да-да, не беспокойтесь. Воды не хотите? — предложил статский советник.
— Буду признателен.
Ардашев протянул железную кружку. Тот взял её двумя руками и жадно выпил.
— Вам надобно умыться или хотя бы обтереться мокрым платком. У вас всё лицо в крови. — Клим Пантелеевич вновь зачерпнул в баке воду, смочил белый носовой платок и передал арестанту.
— Благодарю, господа. Позвольте представиться: штабс-капитан Керже, Пётр Иванович.
— Ардашев, Клим Пантелеевич. Теперь уже бывший статский советник МИДа, бывший присяжный поверенный Ставропольского Окружного суда. А это Ефим Андреевич Поляничко, начальник сыскного отделения в отставке.
— Не повезло с восстанием, зато попал в приличную компанию. И то хорошо, — горько усмехнулся штабс-капитан.
— Против большевиков подняли восстание? — привстав с нар, оживился Поляничко и тут же зашёлся кашлем.
— Да, но с самого начала оно было обречено на провал. Вместо четырёхсот участников в условленное место пришло меньше сотни. И притом десяток человек оказались без огнестрельного оружия. У кого шашка, у кого заточенный железный прут, а один вообще с кортиком…Офицеров большинство, но были и необстрелянные студенты и гимназисты. Пользуясь внезапностью, мы захватили четыре пулемёта в Осетинских казармах, но три из них оказались без замков. Рабочие, как и интернациональный батальон, нас предали и перешли на сторону красных. Пришлось разбиваться на отряды и отступать в разных направлениях. Я вот, как и многие, попал в плен к этим извергам. Его избежали лишь те, кто погиб в бою, или кому удалось спастись. Но последних — единицы.