— Честь имею…
А дальше события развивались с кинематографической быстротой. Чиновники Певческого моста[1], не желавшие сотрудничать с большевиками, были уволены приказом Народного комиссариата по иностранным делам уже шестнадцатого ноября. Ардашев, естественно, оказался среди них.
Петроград захлестнули погромы, аресты и обыски. По городу сновали грузовики с солдатами и матросами. Наступили чёрные зимние вечера. Холод и страх наполнили каждый дом, каждую квартиру. Жизнь сотен тысяч людей сузилась до простого желания обрести покой и найти еду.
Вскоре, двадцать четвёртого числа того же месяца, большевики издали декрет № 1 «О суде». Согласно этому документу, вся недавняя судебная система упразднялась, включая и адвокатуру. Петроградские присяжные поверенные и их помощники ещё пытались сопротивляться. В тот же день они созвали экстренное совещание под председательством Иосифа Гессена и приняли постановление, в котором отмечалось два основных момента: во-первых, все присутствующие признали, что декрет, как исходящий от организации, незаконно захватившей власть в стране, не имеет силу закона, а во-вторых, — члены адвокатуры должны продолжать свою работу до приостановления деятельности судов насильственным путём.
А двадцать восьмого ноября, в знак протеста против узурпации власти большевиками, адвокаты собирались устроить шествие к Учредительному собранию, однако так никто никуда и не пошёл. Не хватило смелости.
В это трудное время Ардашевы решили покинуть столицу и отправиться в Ставрополь.
На железной дороге теперь творился невообразимый хаос. Повсюду шныряли красные патрули, которые под предлогом проверки документов и поисков офицеров, занимались обычными грабежами. Поскольку путь пролегал через занятые большевиками районы, Клим Пантелеевич и Вероника Альбертовна взяли с собой минимум вещей, но всё равно жёлтый глобтроттер набился под завязку. Деньги и ценности пришлось зашивать в одежду и прятать в двух потайных отделениях чемодана.
Занимая место в обычном вагоне, статский советник услышал знакомый слегка скрипучий голос. Когда его обладатель, идя по проходу, поравнялся с Ардашевым, он от неожиданности замер.
— Клим Пантелеевич? Какими судьбами?
— Вероятно, теми же что и вы, Михаил Архипович.
— В Ставрополь?
— Да. А вы?
— Тоже.
— У нас пока одно место свободно. Прошу.
— Благодарю.
— Это моя супруга — Вероника Альбертовна.
— Очень приятно, — мужчина склонил голову в вежливом поклоне.
— Михаил Архипович Летов. Мой старый знакомый по Персии, — рекомендовал Ардашев.
— Вы тоже служили в МИДе? — спросила Вероника Альбертовна.
— Можно и так сказать, — улыбнулся тот.
— А вы, я смотрю, налегке.
— Взял только сумку с самым необходимым. А чемодан сдал в багаж. — Летов склонился к уху статского советника и прошептал: — Я соорудил в нём двойное дно. Там у меня парадная форма с наградами. Теперь, как видите, безопаснее путешествовать в статском платье.
— Это так, — вздохнул Клим Пантелеевич. — А в столице давно?
— Я почти окончил курсы Николаевской военной академии, когда случился этот переворот.
— Понятно. Но звание у вас, вероятно, не меньше войскового старшины? — тихо осведомился Ардашев.
— Угадали.
— А здесь не хотите остаться?
— Жить в Петрограде и спокойно смотреть, как обезумевшая толпа грабит и унижает народ, я больше не могу. Надо что-то предпринимать. На юге, говорят, генерал Корнилов собирает Добровольческую Армию. Вот я и решил наведаться в Ставрополь. Мать увижу, сестру, отдохну немного, а потом — на фронт, красных бить.
— В Персии ещё долго были?
— Нет. Уехал вскоре после вас.
— А вы себе не изменяете. Так и носите карманные часы на правой руке. Снимите. Они не подходят к вашей простой одежде.
— Вы правы, — расстёгивая кожаный ремешок, согласился Летов. — Не подумал.
— Документы надёжные?
— Да вот, полюбопытствуйте, — он протянул Ардашеву сложенный вдвое лист с печатями и подписями. — Купил на Мойке, у тамошних «делателей марок» за восемьдесят рублей. Называется «мандат». Согласно ему, я самый настоящий «товарищ». Выполняю решение их Центрального Комитета. Командирован в Ставропольскую губернию для выполнения мобилизационного плана.
— Что ж, неплохо исполнено, — статский советник вернул документ.
Раздался третий удар станционного колокола, и поезд, издав гудок, двинулся.
Дорога до Кавказской казалась бесконечно долгой. Состав шёл медленно, часами простаивал на станциях, но на третьи сутки, подрагивая на стрелках, достиг станции. Кто-то побежал за кипятком, а большинство, боясь встречи с пьяной солдатнёй, остались в вагоне.