Круз на мгновение задумался. Он понимал, что Джек может просто вкручивать ему мозги. Но он много повидал на своем веку ловкачей. Этот не был похож ни на одного из них.
— Черт с тобой — по рукам.
Джек снял с висевшего на стене телефона трубку, надеясь, что не возникнет никаких бюрократических препон, способных затормозить процесс. Любая задержка, даже в пятнадцать минут, могла все испортить.
На дежурстве был тот же охранник.
— Уже идут, — сообщил он Тобину.
Через пять минут судебный репортер и оператор были в комнате вместе с Джеком и двумя надзирателями, готовые записывать признание Джеронимо Круза.
Это был звездный час убийцы. Судебный репортер привел его к присяге, и он, глядя прямо в объектив, заговорил ясно и четко. Для большей торжественности Круз даже перестал ухмыляться и изобразил грусть в глазах. Он сказал, что сожалеет по поводу того, что за совершенное им преступление умер другой человек. И по совету Джека заметил, что признался бы раньше, если бы знал, что Руди приговорили к смертной казни. Что сам он вскоре будет казнен в Техасе и делает это заявление, не рассчитывая на какие-то поблажки, а по доброй воле. Затем он рассказал, как все произошло от того момента, когда заметил ковыляющего от дома Люси Руди, и до того, как вынул из брюк нож и перерезал женщине горло в тот момент, когда они оба были на грани оргазма.
ГЛАВА 39
Дом у Джека был большой, но спален всего четыре. И когда к нему переехали Мария Лопес, Дик Рейдек и Хоакин Санчес, они с Пат решили, что ей надо перебраться из гостевой спальни к нему в хозяйскую.
— Мы не то чтобы живем вместе, мы просто делим одну спальню, — с постным лицом констатировал он.
— Согласна. Исходя из необходимости и лишь временно. Никаких обязательств.
— Даже если мы каждую ночь ложимся в одну постель.
— А душ принимаем вместе только ради экономии воды.
— И в этом ты тоже права. — Джек с трудом сохранял серьезный вид. — Все это мы делали и будем делать только из чувства долга перед напарником. — Оба расхохотались.
Хоакин привел свою лодку с другой стороны озера и пришвартовал на свободном месте у причала Джека, чтобы можно было рыбачить. Они составили график таким образом, что у него были свободные для рыбалки часы с шести до девяти. Один из телохранителей должен был отвозить Джека и Марию на работу, а другой оставался в доме с Пат. Хоакин спал днем, а Дик в это время дежурил. Хоакин тоже увлекался бегом и участвовал в пробежках с Джеком и Пат, спрятав в шорты небольшой пистолет двадцать второго калибра.
Организация мер безопасности безукоризненно действовала первые три недели, пока Пат не взбунтовалась.
— Неужели это круглосуточное несение караула так необходимо? — спросила она за завтраком в присутствии всех. — Поймите, Дик, вы мне очень нравитесь. И вы, Хоакин, — тоже. Но мне совершенно не требуется ваша помощь, когда я иду покупать нижнее белье. Единственное время, когда я могу побыть наедине с собой, — пока принимаю душ, после того как Джек и Мария уезжают на работу.
Дик и Хоакин не отрывали глаз от тарелок — оба понимали, что назрела семейная ссора. На этот вопрос должен был ответить Джек.
— Не знаю, что и сказать тебе, дорогая, — начал он. Джек понимал, что Пат труднее всего. У нее не было возможности, как у него и Марии, ускользнуть из дома и окунуться в привычную рабочую обстановку. — Единственный способ не позволить никого из нас убить — постоянно быть настороже и соблюдать меры безопасности, где бы мы ни находились. Ты в опасности, потому что живешь со мной. Вот если бы ты уехала из города — скажем, в Нью-Йорк на пару недель, — это было бы хорошо. Не думаю, что за тобой погонятся. Так что если тебе невмоготу взаперти, прокатись. Кто-нибудь возражает?
Дик и Хоакин упорно смотрели в свои тарелки.
— Я нет, — пожал плечами Дик.
— Я тоже не возражаю, — пробормотал из-за чашки с кофе Хоакин.
Джек сделал попытку разрядить обстановку, но еще сильнее все испортил.
— Бедной Марии тоже не сладко: каждое утро приходится ездить на работу со мной и вместе обедать. Словосочетание «бедная Мария» вовсе не понравилось Пат. Латиноамериканка это тут же почувствовала и сумела справиться с ситуацией лучше, чем Джек.
— В конторе начинают шушукаться, а вы, Джек, только подливаете масла в огонь, обнимая меня за плечи, когда мы приходим на работу и уходим домой. — За столом все знали, что он это делал в соответствии с планом: людям следовало показать, что начальник и Мария всегда и везде вместе. И такое поведение служило своеобразным сигналом. — Но не тревожьтесь, Пат. Мне не нравятся гринго.
Патриция улыбнулась, иронически изогнула брови и, в свою очередь, сострила.
— Мы уже заметили. — Все рассмеялись, кроме покрасневшего Хоакина. В первые две недели они сильно сблизились с Марией. А на третью он прекратил свои обычные вылазки на рыбалку. Обитатели дома решили, что Хоакин отсыпается, пока однажды утром не увидели, как он выходит из спальни Марии. Никто не сказал ни слова, пока через несколько дней не пошутил за завтраком Дик. Джек и Пат склонили друг к другу головы, а Хоакин и Мария переглядывались через стол.
— Я чувствую себя пятым колесом в телеге, — внезапно заявил Дик.
Джек чуть не подавился овсянкой и расхохотался.
— Могу пристроить вас к Долли, — предложила Пат. — Я слышала, что она не занята. — Каждое утро, когда другие уезжали на работу, она тащила Дика завтракать в «Пеликан».
— Не знаю, долго ли я вынесу, если Долли каждую ночь будет спрашивать: «Как обычно?» — ответил он, и буквально довел всех до слез.
Теперь они снова смеялись, но вопрос требовал решения.
— Так ты хочешь передышки? Уехать на несколько недель?
Пат колебалась.
— Пожалуй, нет, — наконец ответила она. — Вы все справляетесь с обстоятельствами, значит, надо и мне. Но я хочу спросить, когда это кончится? То есть когда все начнется?
— Обещаю, Пат, не позднее, чем мне представится возможность, — ответил Джек.
Пат кивнула. Она понимала — Джек делал все, что в человеческих силах. Но не совсем представляла, что он хотел сказать, когда говорил о возможности. Некоторые вещи он предпочитал не озвучивать.
— Хорошо, — вздохнула она. — Но когда все кончится, ты свозишь меня в Европу.
— Не тебя одну — прокатимся все вместе.
ГЛАВА 40
«Возможность» подвернулась Джеку через два месяца. Он получил в наследство от бывшего прокурора напористого молодого юриста Тодда Гамильтона, который начал работать за два года до того, как Джек занял свой пост. Тодд имел все задатки потенциальной суперзвезды в их деле: сообразительный, собранный, обаятельный и напористый. И хотя ему поднадоели рутинные дела небольшого городка, он не спешил укладывать чемоданы и срываться в мегаполис. Вместо этого сидел на месте и все упорнее погружался в коррумпированное подбрюшье округа Кобб. Когда был назначен Джек, Тодд уже с головой ушел в расследование.
По мере того как Майами, Форт-Лодердейл и Палм-Бич все больше разрастались, застройщикам стало не хватать земли. Расширяться на юг и восток возможности не было: попробуй построить многоквартирные дома и коттеджи в Атлантическом океане. Север тоже был закрыт — все вплоть до Порт-Пирса и Веро было уже застроено. И они поступили так, как лет сто пятьдесят назад призывал совсем других людей Хорас Грили,[25] — двинулись на Запад. Но и там столкнулись с проблемами в виде такой причуды природы, как Эверглейдс.[26] К северу от болота располагалось озеро Окичоби, и вскоре земля вокруг него возникла на экране радаров застройщиков. Они поняли, какой это лакомый кусок, и начали захватывать обширные пространства по самым низким ценам. Заметили это немногие. Но, к несчастью для застройщиков, среди этих немногих был Тодд Гамильтон.
Когда начинается преобразование сельской глубинки в пригородный район, закономерно возникают досадные препятствия — требуется согласовать вопросы землеустройства, распределения на зоны и защиты окружающей среды. Приходится платить политикам на местном уровне и на уровне штата и не забыть чиновников, в чью компетенцию входит охрана окружающей среды. Свой кусок получают и землеустроители, и местные блюстители закона. Хотя благодаря своему положению в пищевой цепочке обычно не слишком большой. Первыми подходят к миске крупные псы.
25
Журналист, политический деятель (1811–1872). В 1841 г. основал газету «Нью-Йорк дейли трибюн» и стал ее главным редактором.