Джек его знал, но участвовал всего в двух процессах, когда он вел заседания, и то очень давно. Судья Стэнтон прославился уголовными процессами — и еще как! Его прозвали Долговязый Гарри-вешатель, потому что он выносил только смертные приговоры и ни один из подзащитных не был оправдан. Разумеется, судью называли так только за глаза, и оба утверждения были преувеличением. Но его методы славились консерватизмом.
На первый взгляд Гарри-вешатель очень подходил для этого дела, но Джек решил проверить себя и позвонил своему давнему приятелю Харли Букеру.
Восьмидесятилетний Букер более пятидесяти лет занимался адвокатской практикой в Майами, вел уголовные и гражданские дела. В свои лучшие годы он получил прозвище Адвокат Адвокатов, поскольку именно к нему в случае затруднений обращались опытные защитники. Он был самым лучшим.
Теперь он почти отошел от дел, но все же ежедневно заглядывал на пару часов в свою контору.
— Привет! — раздался в трубке голос Букера с сильным южным выговором. Его секретарь ушла на пенсию много лет назад.
— Привет, Харли, это Джек Тобин.
— Джексон, малыш, как, черт побери, твои дела? — Язык старого адвоката за пределами зала суда был таким же ярким, как и его личность. Но на заседаниях он разыгрывал из себя учтивого простоватого философа.
— Прекрасно, Харли. Но мне необходима помощь.
— Ни на секунду не поверю! Мне не приходилось встречать адвоката лучше тебя. Разумеется, кроме меня самого.
— Знаю по собственному опыту. Помню, как вы несколько раз спускали с меня штаны и надирали задницу.
— Ну, тогда ты был еще совсем несмышленышем. Надо было преподать тебе урок — и не по-книжному. Так что за проблема?
— Не представляю, в курсе вы или нет: теперь я прокурор штата в округе Кобб.
— Понятия не имел, покаты не начал в каждых вечерних новостях бодаться с Дикарло. Что касается самого дела, я ни бум-бум, но не сомневаюсь — ты уже просек, что у него на уме.
— Речь идет об убийстве.
— Шучу. Я все знаю. Всегда считал Клея Эванса проходимцем. Но если честно, не мог себе представить, что он способен на убийство. Вот ведь как обернулось: он нанял адвокатом Дикарло, а ведь именно Джимми столько лет таскал деньги сукину сыну. Теперь монетки поплыли в обратную сторону. Извини, так что у тебя за вопрос?
— Нам только что назначили судьей Гарри-вешателя. И вот я решил поинтересоваться, хорошая это новость или плохая?
Старик на минуту задумался.
— Вроде бы хорошая, дружок, но только на первый взгляд. А если задуматься, ты крепко сел в лужу.
Никто так сочно не выражался, как Харли.
— Почему вы так говорите?
— Ну как же, приятель: он юрист, делает все по правилам, но из тех, кто не ступит шага ни вправо, ни влево. Понимаешь, о чем я толкую?
— Не совсем.
— Такой правильный, что крахмалит исподнее. Ни за что не оступится — чешет по самой середине. Воплощение закона и порядка. Терпеть меня не мог, потому что я не вписывался в его рамки. Как-то спросил: «Харли, зачем вы защищаете этих преступников?»
— И что вы ему ответили?
— Ничего. Повернулся и ушел.
Не просто было дождаться прямого ответа Букера — он слишком любил искусство беседы. Но Джек не сомневался, что в итоге получит ответ. Надо было только набраться терпения.
— Я все-таки не вполне понимаю, почему мне невыгодно, чтобы он был судьей?
— Потому что ты хватил лишку — нельзя выступать с обвинениями обвинителя, тем более если обвинитель федеральный судья. Коп — еще куда ни шло, но ты замахнулся слишком высоко. Гарри-вешатель повесит тебя сушиться на солнышке.
Это было неприятное известие, но Джек хотел услышать все до конца.
— Вы сказали, что он недолюбливал вас. И как вам удавалось его обойти?
— Хороший вопрос, Джексон. Так и знал, что ты попытаешься все из меня вытянуть. Я с самого начала дал ему понять, что замучаю его апелляциями, стоит ему в своих судебных постановлениях допустить малейший просчет. Он гордится тем, что ни один его приговор не был отменен путем апелляции. Считает себя чем-то вроде интеллектуала, но истинная причина того, что все его решения сохранили силу, — он никогда не рискует. Держится в рамках, ни вправо, ни влево. Не хочу сказать, что он тупее пня. Наверное, он даже умнее осла. Хотя и не намного.
— Следовательно, это и есть способ, как к нему подступиться — дать понять, что под ним шаткая юридическая основа?
— Начинай с этого. Подкинь что-нибудь такое, чтобы он тебя побаивался и прислушивался. Помни его конек — он непременно хочет сохранить сухой счет в свою пользу. Но обязательно укажи путь к отступлению. Сначала создай проблему, а затем подскажи, как ее можно решить.
— Ясно! Спасибо, Харли.
— Вот еще что, — продолжал старый адвокат. — Не пудри ему мозги, он этого терпеть не может. Говори прямо, что у тебя на руках и что ты от него хочешь. Пусть балаболит Джимми, он без этого не может.
— Джимми в самом деле гангстер, как о нем говорят?
— Хуже. Он из кожи вон лезет, хочет быть похожим на гангстера. Но он опасен, малыш. За хорошие деньги пойдет для клиента на все. Помни об этом.
— Не забуду. Спасибо, Харли.
— Позвони мне как-нибудь. Желаю тебе прищучить старину Джимми.
Джек повесил трубку, но еще некоторое время сидел у телефона и посмеивался. Да, старик Харли яркая личность — настоящий кладезь знаний!
ГЛАВА 44
До самых слушаний об обжаловании Джеку не представилась возможность встретиться с судьей Стэнтоном. Странно: наступал самый ответственный момент судебного процесса, а он нисколько не волновался. Джек подготовил судебный меморандум еще до того, как созвал Большое жюри. И теперь ему оставалось лишь кое-что уточнить и выработать стратегию. Эта стратегия во многом основывалась на том, что подсказал ему Харли, — надо было лишь согласовать его советы с общим направлением действий.
Что же до Джимми Дикарло, у него обнаружилась новая любовь, кроме собственной персоны, — телевидение. В течение недели перед слушаниями об обжаловании адвокат умудрялся каждый вечер появляться в новостях крупнейших телекомпаний и по крайней мере на одном из кабельных каналов. Пресса тоже была довольна. Подобная тема — прекрасная подкормка кабельных ток-шоу и дает широкий простор для броских заголовков в газетах. Наутро в день слушаний площадь у дворца правосудия было запружена машинами съемочных групп, операторами, комментаторами и обычными зеваками. Джеку было ясно, почему на заседание стремятся журналисты, но он не понимал простых людей. Их-то что заинтересовало? Неужели так сильно жаждут, чтобы свершилось правосудие? Самое удивительное: когда они с Дикарло поднимались по лестнице, Джимми приветствовали так, словно он был кинозвездой, — свистом и воплями. Джек решил воспользоваться ситуацией и, когда они оказались на верхней ступени, повернулся к защитнику:
— Вас любят, Джимми. Но если вы сегодня выиграете, на этом все и кончится. Эта толпа — ничто по сравнению с той, которая явится на суд. — Он не стал ждать ответа и поспешил во владения судьи Стэнтона.
До этого момента все ходы Дикарло были предсказуемы. Джек надеялся, что так будет и дальше. За неделю до слушаний Джимми подал второе ходатайство с просьбой провести слушания в виде открытого судебного заседания. Но на следующий день судья ему отказал. У Стэнтона не было желания устраивать в зале суда цирковое представление для прессы — во всяком случае, на этом этапе. Он допустил одну женщину-репортера, но перед этим тщательно проинструктировал, объяснив, что, если она каким-либо образом помешает слушаниям, судебный пристав немедленно выведет ее за дверь.
Как правило, ответчики не являются на слушания, которые проходят в кабинете судьи. И хотя Клею Эвансу хотелось присутствовать и воспользоваться своим опытом, когда начнутся прения сторон, он отказался от этого намерения. Хотя он был обвиняемым, его полномочия федерального судьи не закончились и он опасался, что Стэнтон не допустит, чтобы подсудимый высказывал юридические суждения в его кабинете. Не стоило идти на неоправданный риск, решил он, Джимми сам прекрасно со всем справится.