– Что? – переспросил я, несколько сбитый спокойствием ее тона.
– Она пыталась убить нас, убила других и, если ее пощадить, будет убивать еще. Она заслуживает смерти с любой точки зрения. Но ты сам говорил, что казнимого преступника стоит использовать, как учебное пособие. Вот я и хочу потренироваться, – все так же ровно пояснила она.
– Гм… логично, – согласился я, хотя идея мне не понравилась. Я и сам не собирался оставлять каргу в живых, но мне не хотелось, чтобы Эвьет пачкала руки подобными делами. – Но она мало похожа на Карла. Справиться с ним, окажись он даже без охраны, оружия и доспехов, далеко не так легко.
– Какая-никакая, а практика, – пожала плечами баронесса. – Так каким образом это лучше сделать?
Старуха слушала наш разговор, совсем оцепенев от страха – и вдруг вскинула палец с обломанным ногтем, указывая куда-то за наши спины и вверх, и завопила:
– Пожар!
В первый миг я подумал, что это лишь жалкая уловка с целью оттянуть возмездие. Но уже в следующее мгновение понял то, что в более спокойной обстановке, конечно, заметил бы сразу: на моем мече больше не было горящей тряпки. Очевидно, она слетела, когда я отбивался от последней собаки, и осталась наверху. Я обернулся и увидел, что сквозь щель люка уже просачивается дым.
– Следи за ней, – бросил я Эвьет, быстро взбегая по лестнице. Осторожно приподняв мечом крышку люка – в другой руке у меня по-прежнему был факел – я выглянул. Лицо сразу обдало жаром, а в горле запершило от дыма. Собак на кухне, конечно, уже не было. Но пламя, быстро распространявшееся по сухим доскам пола, уже отрезало нас от двери. Прорываться бегом через огонь? Я бы рискнул, но Эвьет для этого слишком легко одета. Да и у меня имеется при себе кое-что, чему попадать в огонь противопоказано.
В тот же миг я вспомнил о ведре с водой, которое сам же принес на кухню. Для того, чтобы потушить пожар, одного ведра, пожалуй, уже не хватит – но временный коридор обеспечить себе таким образом можно. Правда, и для того, чтобы добраться до ведра, теперь уже придется шагнуть через пламя…
Я опустил крышку люка и сбежал вниз.
– Эй, ты! – ткнул я мечом старуху. – Вставай и лезь наверх. Справа от люка – ведро с водой. Возьмешь его и пойдешь к выходу, заливая огонь на полу. Все сразу не выливай, там в три-четыре приема плеснуть надо.
– Охх… да как же я… тяжелое ж…
– Быстро, если не хочешь сгореть заживо!
Охая и причитая, людоедка полезла вверх по лестнице – вполне, впрочем, шустро, ибо сразу же за ней шел я, подгоняя ее мечом. Эвьет замыкала процессию; свой факел она, по моему совету, бросила на земляной пол.
Увидев, что путь к ведру лежит через огонь, старуха испуганно крякнула и попыталась попятиться. Но я от души ткнул ее горящим факелом в зад, и она с воплем устремилась в нужном направлении. От моего тычка ее юбка не загорелась, но, когда она пробежала через пламя, подол занялся. Не переставая кричать, старуха с молодой прытью схватила ведро и щедро плеснула на пол. На месте огня с шипением поднялся пар.
Я отшвырнул свой факел в противоложную выходу сторону и, присев, скомандовал Эвьет: "Цепляйся за меня!" Она и сама понимала, что по только что горевшим доскам лучше не бегать босиком, так что без возражений обхватила меня сзади на шею и плечи, а я, в свою очередь, подхватил ее под коленки. В таком виде мы выскочили из люка. Сквозь пар и дым я видел старуху, бегущую к выходу и плещущую из ведра себе под ноги. Затем она отшвырнула пустое ведро и выбежала на крыльцо. Я выскочил следом и пробежал еще несколько шагов, кашляя от дыма, пока не почувствовал, что снова могу нормально дышать.
В разных местах двора валялось полдюжины собак с разбитыми головами и переломленными хребтами. Некоторые из них еще тоненько скулили. Те их сородичи, которым повезло больше, очевидно, предпочли убраться восвояси – и от пожара, и от копыт Верного. Самого коня, однако, тоже нигде не было видно. Я спустил Эвьет на землю, и она, едва протерев слезящиеся от дыма глаза, сняла с плеча арбалет. Быстро оглядевшись по сторонам, она взяла на прицел старуху, которая продолжала бежать в горящей юбке.
В следующий миг людоедка повалилась лицом в пыль. Но звука спускаемой тетивы не было. Я перевел взгляд на арбалет – тот оставался взведенным, да и из тела не торчало никакой стрелы, которая указала бы на другого стрелка. Мы поспешно подошли к застывшей неподвижно фигуре. Я перевернул ее сапогом, частично сбив при этом пламя, но полностью юбка все же не погасла. Однако пока это означало не более чем ожоги на ногах. Я присел рядом, поискал пульс на дряблой шее, оттянул морщинистые веки, открывая расширившиеся зрачки закатившихся глаз. Можно было еще поднести отполированную сталь к ее носу, дабы убедиться в отсутствии влаги от дыхания, но и так все было ясно.
– Мертва, – констатировал я, поднимаясь.
– Притворяется, – неуверенно возразила Эвьет.
– Нет, точно мертва. Видимо, физическое и нервное перенапряжение ее прикончили.
Я объяснил Эвелине, по каким признакам можно отличить смерть от притворства или обморока, и мы пошли прочь от трупа, предоставив вновь разгоравшемуся огню делать свое дело.
Эвьет с неудовольствием посмотрела на свои перепачканные собачьей кровью ступни и пошла мыть их в корыте у колодца, где еще оставалась вода. Я тем временем рассматривал в пыли следы битвы Верного с псами. Отпечатки подкованных копыт вели за ограду, как и следы собачьих лап, но ускакал ли конь, преследуемый сворой, или, напротив, покинул двор уже после собак?
– Они за ним не гнались, – уверенно заявила Эвелина, присоединяясь ко мне. – Но он, похоже, прихрамывает на правую заднюю ногу. А вот один из псов точно ускакал отсюда на трех лапах.
Мы вышли на улицу, по-прежнему держа оружие наготове. Собак не оказалось и здесь. Следы копыт вели прочь из села в сторону, противоположную той, откуда мы приехали.
– Верный! – громко позвал я, не особо надеясь, что конь уже выучил свое имя. Впрочем, мой голос он все же должен был знать. – Вер-ны-ый!
В ответ мне раздался злобный лай, и я подумал, что обнаруживать себя было не такой уж хорошей идеей. Но почти тут же я услышал и радостное ржание, а затем Верный, целый и невредимый, галопом вылетел из-за церкви и помчался к нам.
Или, может быть, не совсем целый и невредимый. Бабки всех четырех его ног были забрызганы кровью, и я не был уверен, что вся эта кровь – собачья.
Но я ни на миг не хотел задерживаться в проклятом селении. Кто знает, не предпримут ли псы новую попытку? К тому же пламя позади нас уже не только с яростным треском пожирало дом, пышными хвостами вырываясь из окон, но и успело перекинуться на соломенную крышу соседнего сарая, и сухой горячий ветер нес жгучие искры все дальше. Пожалуй, скоро на этой узкой улице станет жарко в самом буквальном смысле. Поэтому мы сразу же уселись на коня и поскакали прочь. Лишь проехав около мили, я принял решение остановиться и осмотреть Верного более внимательно.
Эвелина оказалась права: на правой задней ноге обнаружился довольно глубокий укус. Я развязал котомку и извлек свои припасы. К сожалению, поблизости не было воды, чтобы промыть рану, так что пришлось израсходовать на это мою питьевую флягу. Но Верный того заслуживал. Я наложил на рану мазь и сделал перевязку. Верный выдержал всю процедуру стоически и лишь взмахивал хвостом, но не делал попыток дернуть ногой. Он был боевым конем и, наверное, уже знал, что необходимая помощь бывает болезненна. Правая передняя бабка тоже пострадала, но там были лишь две поверхностных царапины – видимо, конь вырвал ногу прежде, чем пес успел вонзить зубы. Заодно я осмотрел и левую переднюю подкову – да, ее определенно необходимо было перековать поскорее, пока она не осталась лежать на дороге.
– Я же говорила, что Верный – это хорошее имя для коня, – сказала Эвьет, обнимая лошадиную морду. – Он спас нас.
– Да, – согласился я, – если бы он вовремя не заржал, неизвестно, как бы все обернулось… И псам от него досталось изрядно.
– Молодец, Верный, молодец! – девочка гладила его по носу и по холке. Конь довольно пофыркивал. Похоже, Эвьет сразу ему понравилась.
Меж тем вдали над селением бушевало пламя, и тянулись в безоблачное небо длинные косые султаны сизо-черного дыма. Теперь уже не было сомнений, что еще до вечера проклятое село выгорит дотла.