– Приказ гласил "не привлекать лишнего внимания"! – запротестовал посланец Карла. – А лишние трупы и исчезновения тоже его привлекают…
– Вы должны были отправлять какие-то донесения? Оставлять условные знаки?
– Нет, – затряс головой он. – В случае успеха – возвращаться так быстро, как возможно… едва ли донесение успело бы быстрее.
Резонно. Ну что ж, похоже, я узнал все, что он мог мне сообщить.
Я переложил огнебой в левую руку и выдернул меч из лежавших на кровати ножен. Клинок Гринарда вышел легко, практически беззвучно. Все-таки старая аристократия знает толк в своем оружии.
– Нет! – воскликнул грифонец, отступая. – Не надо!
– Неужели ты не понимаешь, что я не могу оставить тебя в живых? – пожал плечами я.
– Но я ничего о вас не расскажу! Я не собираюсь возвращаться к герцогу! Если он узнает, что я провалил задание, мне не сносить головы!
– Возможно, – согласился я, запрыгивая на кровать, чтобы избежать ненужной беготни вокруг нее, – но мне нужны гарантии.
– Я… я уйду в монастырь!
– Я отправлю тебя на небо более короткой дорогой, – усмехнулся я.
Конечно, мечник из меня никудышный. Но зарубить безоружного я все-таки могу. Впрочем, с искусным бойцом непросто иметь дело, даже когда он безоружен. Ему трижды удалось уклониться от удара, он даже пытался перехватить мой клинок с помощью подхваченного с пола одеяла. Но с четвертого раза я все-таки раскроил ему череп.
Несколько мгновений я стоял, прислушиваясь и нормализуя дыхание. В доме стояла мертвая тишина. Где, интересно, хозяева? Не похоже, что эта горница покинута жильцами давно… Догадаться, конечно, несложно. С другой стороны, лишние трупы и впрямь вызывают лишние вопросы…
Первым делом я тщательно перезарядил огнебой. Затем обтер меч одеялом и вновь повесил наследие Гринарда на пояс. Затем вынул из футляра свой хирургический нож и вернулся к четверым, сраженным первыми.
Один из них был еще жив, хотя и без сознания. Коротким движением узкого лезвия я исправил этот недостаток. Но главная моя задача была не в этом. Необходимо было извлечь из ран свинцовые ядрышки. Я, конечно, не собирался просто бросить трупы здесь, и вероятность, что их найдут и откопают, была ничтожной – но "ничтожная" все-таки не значит "нулевая". Я никогда не предпринимал таких мер предосторожности раньше. Но раньше за мной и моим оружием не охотился один из двух самых могущественных людей в Империи.
С одним из мертвецов пришлось повозиться: ядрышко, пробивая грудину, расплавилось, и его куски разлетелись в теле в разные стороны. Я не успокоился, пока не нашел и не вытащил их все. Его плоть в области груди была в результате изрезана практически в фарш. Пусть; так труднее определить характер раны. Остальным я просто вырезал по куску мяса там, куда вошли ядрышки. Эти шматки я завернул в отрезанный кусок одеяла. Выброшу в лесу, звери быстро съедят.
Попутно я осмотрел и кошельки убитых. Они, конечно, предпочитали носить деньги с собой, не доверяясь сомнительной честности товарищей. У солдат были при себе считанные хеллеры, но у главного – двадцать золотых крон с мелочью. Все-таки я получил гонорар за свою работу.
Теперь осталось всего-то ничего: выкопать могилу на пятерых и умудриться закончить все до рассвета. Проще было бы, конечно, просто поджечь дом, но пожар привлечет внимание. Ах да, еще ведь надо что-то делать с их лошадьми! Убить их и оставить трупы я не могу, отпустить бродить бесхозными тоже… Ладно. В первую очередь – забота о людях. Если я все сделаю правильно, их не хватятся еще долго.
У любого шантажа есть два слабых места. Во-первых, свой главный козырь шантажист может пустить в ход лишь один раз – причем это автоматически означает его проигрыш. Пока я нужен Карлу, он не убьет Эвьет – иначе гарантированно не получит ничего. Правда, он может пытать ее (и я надеюсь, очень надеюсь, что она рассказала все, что знает, сразу. Что Карлу и его людям не пришлось тянуть из нее каждое слово клещами, в самом буквальном смысле этого выражения.) Но тут вступает в силу вторая слабость, еще более важная. Шантаж может сработать лишь в том случае, если шантажируемый знает о требованиях и действиях шантажиста – а тот, в свою очередь, уверен в осведомленности шантажируемого. Карлу нет никакого смысла мучить Эвьет, если у него нет гарантии, что информация об этом дойдет до меня. Значит, надо позаботиться, чтобы такая гарантия у него не появилась.
В сенях мне удалось отыскать фонарь; я зажег фитиль и снова вышел в ночь и дождь. Подойдя к бочке, куда с журчанием стекала струя с крыши, вымыл руки, затем зачерпнул воды и умыл окровавленное лицо. Потом некоторое время тер куртку, штаны и сапоги. Ладно, вроде сойдет. Холодная вода неплохо берет свежую кровь. Слева маячил какой-то сарай; я направился туда в поисках лопаты. Дверь была заперта на крепкий засов, но без замка. Я отодвинул его и шагнул внутрь – тут же, впрочем, остановившись на пороге.
Из пахнущей сеном глубины сарая на меня смотрели восемь испуганных глаз. Мужчина, женщина и двое детей, примерно пяти и восьми лет. В свете фонаря они в страхе жались друг к другу, переводя взгляды с моего меча на мою одежду; должно быть, какие-то пятна крови я все же оттер недостаточно хорошо.
А я-то думал, что избавился от всех ненужных свидетелей.
Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга.
– Это ваш хутор? – спросил я наконец.
– Да, – ответил мужчина.
– А те люди, в доме? Что вы о них знаете?
– Прискакали вчера под вечер. Загнали нас сюда. Сказали, что если будем сидеть тихо и не рыпаться, не сделают нам зла. Днем забирали жену, чтобы приготовила еду. Потом опять привели сюда.
Я перевел взгляд на женщину. Замордована жизнью, конечно – большое хозяйство, двое детей, и это только выживших, а сколько было умерших во младенчестве… и все же еще, вероятно, вполне способна будить мужскую похоть. Особенно у непритязательных солдат. Какова вероятность, что их требования и впрямь ограничились кулинарными услугами?
Она поняла значение моего взгляда, и кровь прилила к ее щекам двумя некрасивыми пятнами.
– Сколько их было? – продолжал я расспросы. Как знать, действительно ли это все…
– Пятеро.
Хорошо. Интересно, знает ли Карл число стволов в огнебое, или здесь Эвьет все же удалось его обмануть? Если знает, то с его стороны большая наглость послать всего на одного человека больше. Я бы даже сказал – личное оскорбление…
– Добрый господин, вы их убили? – осмелился спросить хуторянин.
– Неважно, кто их убил, – резко ответил я. – Важно, что сейчас у вас там в горнице валяется пять трупов. О которых никто и никогда не должен узнать.
– Только не убивайте! – взмолилась женщина, падая на колени. – Все, что хотите, делайте, только не убивайте! Детей пощадите…
– Мы будем молчать! – подхватил ее муж, опускаясь рядом с ней. – А хотите, языки нам всем отрежьте, только жизнь оставьте…
Интересное предложение. И ведь он абсолютно серьезен.
– Что вы слышали? – мрачно перебил я их мольбы.
– Когда? – удивился хуторянин.
– В течение последнего часа.
– Да ничего вроде, – он переглянулся с женой, словно ища у нее поддержки.
– Не врать, если хотите жить!
– Святой истинный крест, ничего не слыхали, добрый господин! Ну, мыши скреблись и дождь по крыше шумел, а боле ничего…
– Здоровьем детей клянусь, муж правду говорит!
В самом деле, дом сложен из крепких бревен, да и стены сарая тоже добротные. Пожалуй, они и впрямь не слышали выстрелов.
– Значит, так, – объявил я. – Вы никогда не видели ни их, ни меня. И у любого, кто будет об этом расспрашивать, не должно возникнуть сомнения, что это правда. Потому что, если такое сомнение возникнет – если возникнет даже тень сомнения! – с вас заживо сдерут кожу, и это будет только начало. Я не шучу. Вас будут пытать на глазах друг у друга – тебя, жену, детей – чтобы выяснить не только то, что вы знаете, но и то, чего вы на самом деле не знаете. А это ситуация безвыходная. Вы все поняли?
– Да! Да, добрый господин! – наперебой закивали они. – Никто ни о чем не догадается!
– Избавьтесь от трупов как можно быстрее. Не советую закапывать их прямо на хуторе. Здесь могут искать.