Ну вот, приехали. Значит, ее готовность к ответственности я уважаю, но при этом сам лишней ответственности не хочу? Ключевое слово – "лишней". Где кончается разумная осторожность и начинается недостойная трусость? Наверное, Эвьет права – там, где вместо того, чтобы избегать лишних опасностей на пути к цели, отказываешься от цели как таковой. При том важном условии, однако, что эта цель у тебя действительно была, а не навязывается тебе извне, на чем так любят играть всякие агитаторы и любители брать "на слабо"… А какова моя цель? Ответить "никакой" – конечно, лукавство. Цель у меня есть, просто она едва ли достижима. Найти тихое, спокойное, безлюдное место, куда не доберутся ни солдаты, ни церковники, ни прочие двуногие без перьев. Построить там уютный дом с библиотекой и лабораторией. И просто жить, изучать природу, читать, ставить опыты. Так просто? Да. Самую малость проще, чем слетать на луну.
Но есть ли у меня цель приобретать друзей, кого-то спасать, кому-то помогать? Нет. Нету. Дело даже не в том, что однажды я уже потерял дорогого мне человека и не хочу, чтобы это повторилось. А в том, что одиночество – это вовсе не проклятье. Одиночество – это роскошь, которую, подобно изысканному яству, не все способны оценить. Я – способен. А значит, нечего забивать себе голову. Я доставлю Эвелину к ее сеньору, а дальнейшее меня не касается.
Приняв это твердое решение, я заснул.
Когда путешествуешь один, особенно в такое время, как наше, то или быстро приобретаешь умение просыпаться от малейшего шороха, или однажды не проснешься вообще. Поэтому, открыв глаза и обнаружив, что в комнате уже светло, я понял, что ночью нас никто не беспокоил. Действительно, крючок был на месте; если бы кто-то по-тихому поднял его и попытался открыть дверь, крючок остался бы висеть в качестве улики. Ну что ж, значит, грабительские наклонности здешнего хозяина ограничиваются только обменным курсом медных денег. Вот и славно. Когда тебя пытаются убить более одного раза на дню – это все-таки перебор.
Эвьет еще спала, и я не стал ее будить. Как-никак, девочка впервые за три года получила возможность выспаться в нормальной постели! Одевшись, я отодвинул свою кровать от двери, постаравшись сделать это как можно тише. Конечно, совсем без шума у меня не вышло, и Эвьет беспокойно зашевелилась во сне, покрепче ухватив свой арбалет, но так и не проснулась. Я на миг задумался, безопасно ли оставлять ее здесь без присмотра. Вздор, конечно, она больше тысячи ночей спала одна посреди дикого леса, и ничего… Да, но одно дело – дикий лес, и совсем другое – человеческий город.
Все же я рассудил, что, раз ночью на нас не покушались, то и утром угрозы не будет, и, не забыв подвесить к поясу меч, спустился вниз. Хозяин был уже на своем месте за стойкой, хотя зала была пуста – на сей раз совершенно.
– Желаете позавтракать, сударь? – с надеждой приветствовал он меня.
– Ну… – с сомнением протянул я. В принципе, завтрак бы не помешал, а наши собственные запасы иссякли. С другой стороны, местные цены… наверняка на рыночной площади можно отовариться дешевле.
– Свежие теплые булочки, – искушал трактирщик. – С хрустящей корочкой. А?
Я потянул носом. Свежей выпечкой определенно не пахло. Уж не от черствости ли хрустят эти его корочки?
– По самой низкой цене в городе, – интимно добавил он. – Дешевле не найдете, клянусь милосердием господним.
Я хмыкнул. Вот уж под такую клятву можно посулить что угодно!
– Всего пятачок…
– Пять хеллеров?! За булку? – его наглость меня скорее позабавила, чем возмутила.
– За две! – поспешно отступился трактирщик. – И кленовый сироп бесплатно! Для вас и вашей очаровательной… э…
– Ладно, – решил я, оставив его в неведении, кем мне приходится Эвьет. – Если только они и в самом деле свежие.
– Мари! – закричал он. – Сейчас, сударь. Мари! Да где ж эта дрянная девчонка… Не извольте беспокоиться, сударь… Мари!!!
Он повернулся, намереваясь, видимо, идти вглубь дома, но тут, звякнув колокольчиком, открылась дверь на улицу, и со двора вошла вчерашняя девка. Вид она имела заспанный и изрядно помятый. Надо полагать, вечером накануне ей все же удалось кого-то подцепить.
– А, вот ты где, – трактирщик обернулся к ней. – Неси живо две свежих булочки для наших гостей!
Выходит, она тут работает? Ну вообще трактирные служанки, совмещающие две профессии – дело не новое. Но не очень-то приятно брать хлеб из рук такой особы…
– Корзинку возьми, – напутствовал ее хозяин, словно прочитав мои мысли, и вновь развернулся в мою сторону. – Сейчас, буквально пара минут, сударь. А пока я в вашем полном распоряжении. Если вы желаете что-нибудь разузнать…
– Желаю, – кивнул я. – Известно ли вам, где сейчас находится граф Рануар?
– Папа!
Мы с хозяином синхронно повернули головы. Мари была еще здесь и требовательно протягивала руку:
– Деньги-то давай.
– Да что ж ты… – трактирщик смутился и принялся торопливо обшаривать свои карманы. – Сама, что ль, не могла… Вот! – он, наконец, вручил ей монету, и Мари, невозмутимо опустив ее в карман на переднике, с демонстративной неспешностью удалилась.
"Папа"?
– Так о чем вы спрашивали? – он явно спешил отвлечь меня от неудобной темы. – Ах да, о графе Рануаре…
– Стало быть, вы не сами печете булочки, – перебил я. – Вы их покупаете.
– Ну… да, – вынужден был признаться трактирщик. – Видите ли, сударь, прежде у нас вся кухня своя была… но нынче такие времена… проезжих мало, это не окупается… напечешь, а все засохнет… а у булочника свЕжее… главное ведь, чтоб свежее, а не где испечено, так?
– Так-то оно так. Мне просто интересно, насколько ваша самая низкая в городе цена выше, чем у булочника.
– Я вам правду сказал! Дешевле не купите! Видите ли, тут такое дело… мне булочник по местной цене продает, а с вас, как с человека чужого, он вдвое, а то и втрое запросит…
– Ясно, – протянул я. – Хорошо вы тут устроились, в вашем Пье. А разве все мы – не один народ единой и неделимой Империи и не братья во Господе нашем?
– Ну… – снова смешался трактирщик и опасливо покосился на мой меч. – Так-то оно так… но вы ж понимаете… война…
– Ладно, любезный, – усмехнулся я. – Я пошутил. Так что там насчет Рануара?
– Нуаррот, родовой замок господина графа, отсюда миль двести на северо-восток. Из города через северные ворота выезжаете и до сожженного села, которое справа, не перепутайте, там сначала слева два пепелища будут, так после второго еще миль шесть, а вот за тем, что справа, аккурат направо и повернете…
Он рассказал мне дорогу с упоминанием нюансов типа "а дальше можно через лес, но там опасно, так что лучше вокруг, хотя говорят, что и там пошаливают…" и прибавил виновато: "Только я так далеко отродясь не ездил, если что не так, на месте спрашивайте…" Я зарисовал схему грифелем на клочке пергамента. Мари все не возвращалась, и я со словами "Пойду проведаю коня" вышел во двор.
Бородатый работник разравнивал свежие опилки на полу конюшни. Верный радостно закивал головой, приветствуя меня. Конь был сыт и вычищен; я разрезал старую повязку и осмотрел его ногу. Рана, к моей радости, заживала хорошо. Я сделал новую перевязку.
– Кто это его так? – осведомился густой бас за моим плечом. Оказывается, работник все же умел разговаривать.
– Пес, – коротко ответил я.
– Да, их щас в округе полно, – кивнул работник. – Одичалых которые. У кого хозяев поубивали, у кого сами померли, а которых прогнали, потому как кормить нечем…
Я выпрямился и увидел наконец-то возвращающуюся в дом Мари с плетеной корзинкой в руке.
– Скажи, – обратился я к слуге, – она что, действительно дочь хозяина?
– Ну да.