– Нет, все в порядке, – весело пояснила она. – Никто меня не похищал и не принуждал.
– Ну ладно, коли так. А ты, – он обернулся ко мне, – не серчай. Сам знаешь, небось – люди, они всякие бывают.
Он поставил перед нами две глиняные тарелки (сам он, очевидно, уже поужинал), положил деревянные ложки и продолжил свои расспросы:
– А что ж ты, да еще с девчонкой, по ночам путешествуешь?
– Так вышло, что ночь в дороге застала, – ответил я. – Мы здешних мест не знаем. Хотели переправиться выше по течению, а там дорога прямо в реку упирается… Хотя вообще-то ночь – самое безопасное время. Ибо те, с кем лучше не встречаться, тоже люди и ночью предпочитают спать.
– Тоже верно, – хмыкнул мельник. – По нонешней поре день для злодейств сподручнее. Хотя, смотря для каких… А моста выше нет, да. Был раньше, хотя и не чиненый сто лет, по нему уж опасно ездить было, но еще прошлой весной его совсем снесло.
– Что ж новый не наведут? Вроде речка неширокая, не так много работы.
– А по этой речке граница графств проходит. На этом берегу грифонские вассалы, на том львиные… Вы сами-то чьих будете?
– Ничьих, – ответил я поспешно, прежде чем Эвьет успела открыть рот. – Мы из вольного города. И войну эту в гробу видали.
– Вот и правильно, – кивнул старик. – Я тоже ни за кого. Ко мне муку молоть и те, и другие ездят. А мука – она и есть мука, ни на цвет, ни на вкус не различишь, из чьего зерна она смолота…
– Как же ездят, если переправы нет?
– Ниже по течению брод есть. Но вообще ты прав, в последнее время с того берега меньше клиентов стало. Хотя, может, им просто молоть нечего… Ну, кажись, согрелось, – он опустил черпак в котелок, осторожно попробовал, затем, сунув руку в рукавицу, снял котелок с огня и разлил похлебку по тарелкам.
– Ездят, – продолжал он, усаживаясь на табурет напротив нас. – Хоть и граница. Но мост строить не будут, нет – ни те, ни эти. Хотя обоим нужен. Но – "как же так? Мы построим, а те будут пользоваться?"
– Могли бы договориться, чтобы работу пополам, – усмехнулся я, поднося ложку ко рту.
– Э, "договориться"… Чтобы договориться, друг другу хоть на малый грош доверять надо, – покачал головой мельник. – Ну ладно, вы ешьте, разговорами сыт не будешь…
После того, как мы поужинали, хозяин показал нам комнату, где даже обнаружились две кровати с набитыми сухой травой матрацами и подушками – правда, без простыней и одеял, но уже и это было неплохо (я опасался, что спать придется на каких-нибудь пыльных мешках).
– Ну ладно, девочке спать пора, – сказал он, – а с тобой давай еще потолкуем. Говоришь, ты лекарь? Пойдем, может, присоветуешь что от бессонницы…
Я кивнул Эвьет, одновременно указывая взглядом на дверную щеколду – мол, запрись, когда я выйду. Она улыбнулась с видом "не учи ученого". Придется, конечно, ее разбудить, когда я вернусь, но это меньшее зло, чем спать с открытой дверью в чужом доме.
Мы с мельником возвратились на кухню, по-прежнему освещенную огоньком коптилки.
– Существуют настойки из трав, способные погрузить человека в сон, – начал я, – но они имеют скверное побочное действие. Как ни банально, лучшее средство от бессонницы – это физический труд на свежем воздухе, умеренная пища без излишков жирного и сладкого и, по возможности, спокойная жизнь без потрясений. Но здесь всего этого, как я понимаю, вдоволь…
– Угу, – усмехнулся мельник, – особенно спокойной жизни. Так что, это все, что может посоветовать твоя наука, лекарь?
Я расспросил его о самочувствии, но не обнаружил никаких тревожных симптомов. Единственной жалобой было то, что "спина ныть стала, как мешки потаскаешь – раньше-то такого не было…" Я велел ему снять рубаху и провел осмотр; в коже уже чувствовалась старческая дряблость, но мышцы под ней еще сохраняли силу, и даже позвоночник, несмотря на нагрузки в течение всей жизни, оказался деформирован меньше, чем я ожидал.
– Для своего возраста ты в очень недурной форме, – подвел итог я. – Хотя с мешками, конечно, надо осторожнее. Лучше уж больше времени потратить, но поменьше за один раз перетаскивать. И разогреваться перед такой работой обязательно…
– В общем, с роду я к лекарям не обращался и, чую, не много потерял, – перебил он, натягивая рубаху, и шагнул в полутемный угол. – Буду и дальше лечиться домашним средством, – он вернулся к столу с большой мутной бутылью, заткнутой тряпкой.
– Что это? – спросил я, хотя и догадывался.
– Светильное масло, – осклабился он и плеснул из бутыли в коптилку. В воздухе разлился резкий сивушный запах. – Ну, давай за встречу, – он поставил на стол две глиняные кружки.
– Я не пью спиртного, – твердо сказал я.
– Что так? – нахмурился он.
– Ничего, кроме вреда, от него нет. Оно отравляет тело и помрачает ум.
– А по мне, пить боится тот, у кого дурное на уме.
– Если боится – может быть, – ответил я. – Только причем тут боязнь? Ты вот головой об стенку не бьешься потому, что боишься? Или потому, что тебе это просто ни к чему?
– Хитер ты, лекарь, – покачал головой мельник. – Значит, не будешь?
– Нет.
– Ну а я все-таки выпью. А ты хоть просто посиди за компанию…
Не люблю пьяных, но, в конце концов, это мы напросились к нему в гости.
Он наполнил свою кружку, отхлебнул, поморщился, закусил свежей репой и, чуть помолчав, спросил:
– Последние новости знаешь?
– Какие?
– Это я тебя хочу спросить – какие.
– Да никаких особенных новостей, – пожал плечами я.
– Ну война-то идет?
– А куда ж она денется? Люди убивают друг друга. Только какая же это новость?
– И то верно…
– А что ж ты меня о новостях распрашиваешь? – запоздало удивился я. – Сам говоришь, к тебе с обеих сторон муку молоть ездят. Что у них не выспросишь?
– А, с этим тупым мужичьем поговоришь, – пренебрежительно махнул рукой старик. – Они и на порог-то заходить не хотят. Деньги сунул, мешок забрал, и прочь. Слыхал, небось, что про нашего брата толкуют? Мельник колдун, мельник с нечистой силой знается, мельнику водяной колесо крутит, а черт по ночам в гости ходит… Уже, небось, давно бы инквизицию натравили, да только кто ж им зерно молоть будет? И все только потому, что я знаю, как заставить воду крутить жернова, да живу тут один на отшибе…
– Кретины, это точно, – кивнул я. – Знаю эту "логику". Кто не в стаде, тот им уже непонятен, а кто непонятен, тот враг. А по-моему, жить на природе в одиночестве – это замечательно. Если хочешь, я тебе даже завидую.
– Не завидуй раньше времени, лекарь! – с неожиданной резкостью ответил мельник и прибавил уже спокойнее. – Я не всегда жил один.
Я промолчал. Он снова сделал большой глоток из кружки и уставился куда-то мимо меня.
– Пятеро нас было, – сказал он наконец. – Я, Матильда, два сына и дочка.
Почти как в семье Эвьет, подумал я. Неужели я услышу похожую историю?
– Матильду я первую потерял, – продолжал он. – Четырнадцать лет назад это было. Тогда тоже скверный год выдался, только не засуха, наоборот, холод и дожди все лето, может, помнишь… Ну и неурожаи, конечно. Урожая нет – и у меня дохода нет, а налог-то плати. Налог в тот год только повысился. Чувствую, ну, совсем край, надо ехать с поклоном к графскому управляющему, чтоб отсрочил платеж. Собрал, конечно, сколько мог, чтоб сунуть ему, иначе он и смотреть не станет… в смысле, не стал бы, сейчас-то тот уже помер, хотя новый ничуть не лучше… Ну вот, а на мельнице Матильду оставил на всех делах… дети еще маленькие были, не помощники… Ну, управляющий меня послал, конечно. Господину графу нужны деньги на войну – Грифону тогда как раз задницу надрали, знаменитая Бойня-в-тумане, может, слышал, вот они и собирали срочно новую армию – а ты, мол, тут с какими-то неурожаями. И вообще, мужики и то платят, а ты-де вообще дармоед, за тебя всю работу вода делает… Знаю я, как мужики платят – зерно на подводу мытарям, а сами крапиву да лебеду потом жрут. Потому что лучше лебеду жрать, чем солдаты дом спалят. Только управляющему что за дело? Может, конечно, я дал мало… но больше дать – так даже и с отсрочкой налог заплатить не хватит… – он еще глотнул из кружки. – Ну вот. Но я все же не совсем зазря съездил. Сумел подзанять денег в городе – ладно, думаю, за этот год расплатимся, а в следующем видно будет. Возвращаюсь с такими новостями на мельницу, а Матильда среди дня в кровати лежит. Мне улыбается, а сама бледная вся… Пока я в разъездах был, нам большой заказ привезли, это ж радость, деньги сразу. Ну, она и подхватилась мешки таскать, как я сам едва ль таскал. А, надо сказать, она как младшенького нашего родила, так до конца и не оправилась, хворость у нее осталась по бабской части… ты, лекарь, небось знаешь, как это по науке называется… а тут с мешками этими… как, говорит, оборвалось что внутри… а потом кровь прямо из… ну, ты знаешь, откуда. Она говорила – ничего, отлежусь, после родов же отлежалась… и я тоже думал – обойдется все. А ей все хуже и хуже. А потом говорит – видать, грехов на мне много, вот господь здоровья и не дает, привези священника, хочу исповедаться. Ну, я и поехал за священником, да не в приход за нашим пьяницей, а в город, чтобы уж хорошего привезти, не какого-нибудь. Пока узнавал, кого из святых отцов больше чтят, пока уговаривал со мною поехать… в общем, приехали мы, а она уже не дышит…