Глава 6
Леший схватил меня за отворот телогрейки и рванул так, что едва не оторвал от поверхности земли.
– Бегом! – гаркнул он. – Бегом, пока не включились!
Даже не смотря на растерянность, можно сказать ошарашенность от всего только что произошедшего до меня дошло, что именно Андрюха имеет в виду. Конечно же, это он о проклятых плазменных шарах, что ядовитыми приторно-малиновыми ягодами висели на гигантских кустах из пыльного серебристого металла. Мы оба чувствовали, что еще минута-другая, и они вспыхнут вновь. Что произойдет потом, одному богу известно. В худшем случае мы повторим судьбу нашего во всех смыслах безголового предшественника, в лучшем – так и останемся по эту сторону барьера, бродить в тумане и пыли до тех пор, пока не нарвемся на какую-нибудь неприятность или попросту не издохнем от жажды и голода.
– Давай! – выдохнул я и со всех ног припустил в сторону только что открывшегося портала.
Пробегая рядом с распростертым на земле трупом, я увидел вещмешок Лешего. Он перелетел обезглавленное тело метра на два-три и сейчас валялся в пыли, исходя белесым дымком, будто неразорвавшийся крупнокалиберный снаряд.
Наверняка именно эта необычайно яркая ассоциация с чем-то взрывоопасным и смертоносным и заставила меня шарахнутся в сторону. Что касается Загребельного, то этот псих не только не отвернул, а еще и нагнулся за своей поклажей.
– Брось придурок! – во всю глотку завопил я. – Убьет к чертовой матери!
Упертый ФСБшник не послушал. Он ловко подхватил свое имущество и прорычал в ответ:
– Ага… Как же… Брось… Тут жратвы на три дня!
О том, во что теперь превратилась эта самая жратва Леший видать не подумал. Вот дубина! Куда только подевались эти хваленые ФСБшные мозги? Правда, объяснять такие, в общем-то несущественные сейчас детали у меня не имелось ни малейшей возможности, да и желания. Хочет Андрюха тащить бесполезное оплавленное железо с утонченным ароматом начисто выгоревшей тушенки… хрен с ним, пускай тащит и наслаждается. Только пусть делает это быстрее, как можно быстрее!
Потратив всего долю секунды, чтобы отблагодарить Главного за сохраненную жизнь неразумного сына его, я с криком «За мной!» кинулся бежать. Бежать! Сейчас требовалось только это, а все споры и разговоры… потом. Всё потом!
Когда, топая, храпя и вздымая клубы грязно-желтой пыли, мы как взмыленные кони промчались под огромными конструкциями периметра, это показалось едва ли не чудом. Цирк-зоопарк, а почему едва ли? Оно и есть, самое настоящее натуральное чудо. Ведь возводили защитный кордон не олухи какие-нибудь, вот в чем, в чем, а в этом я был совершенно уверен. А мы просто так взяли и с ходу…
Я отдувался после неистового бега и припоминал, как у нас вышел такой воистину невероятный трюк. Конечно, помог вещмешок Лешего. Но почему именно вещмешок? И почему именно его?
В общем-то, этими вопросами мой экскурс в прошлое так и ограничился. И я даже не стал искать на них ответа. Причиной тому было будущее. Оно вмиг затмило, буквально стерло все, произошедшее год, день, час, минуту и секунду назад.
Ступив за границу защитного барьера, мы оказались в весьма странном мире… Ином мире. Очень хотелось назвать его чужим, да только вот язык никак не поворачивался. Ведь почти все, что находилось здесь, было нашим, понятным, простым и до боли знакомым. Я подумал об этом как раз в тот момент, когда взгляд скользнул по борту американского авианосца и остановился на решетчатых конструкциях упавшей на него Эйфелевой вышки.
– Ни фига себе! – то ли оглушено, то ли восхищенно протянул Загребельный.
– Да-а-а… – с Андрюхой нельзя было не согласиться.
– Куда это нас занесло? – подполковник ФСБ изо всех сил пытался что-либо понять. – Эйфелевая вышка… Это что ж, с Могилевом перелет получился?
– Тебя только это удивило?
Я даже не посмотрел на друга. Взгляд был намертво прикован к бесконечному железному морю, в котором бушевали исполинские волны из железнодорожных и автомобильных мостов, плавучих буровых платформ, огромных портовых кранов, вырванных вместе с фундаментами башен химических и металлургических комбинатов. Целый сектор оказался практически полностью состоящим из громадных океанских кораблей, крайним из которых являлся тот самый американский авианосец. Их здесь были десятки, если не сотни. Искореженные скитальцы морей лежали как попало: часть на борту, часть кверху килем. Некоторые оказались разломлены, словно от удара о землю, другие смяты и навалены один на другой.
Лишь на мгновение представив силу способную сотворить все это, я почувствовал, что покрываюсь ледяным потом. Дабы вконец сломить и подавить, забредших сюда искателей приключений, местные боги дополнили антураж этого места плотным огненно-красным небом. Впервые за последние два года я видел небо без облаков, но не испытал от этого ни малейшей радости. Во-первых, это было чужое небо, абсолютно чужое, а во-вторых, оно оказалось полным гигантских, зажженных где-то на самой линии горизонта, зарниц. Исходивший от них свет ежеминутно озарял бесконечное железное море неверными мертвенными всполохами. После каждого такого разряда, я непроизвольно напрягался, ожидая неминуемого раската грома. Но ничего похожего не происходило. С небес слышался лишь негромкий треск, который тут же тонул в наполнявшем воздух странном ритмичном биении или лучше сказать ухании. Складывалось впечатление, что где-то очень далеко работает исполинский ткацкий станок. Вот именно он-то, упрямо, настойчиво, безостановочно, и сотрясал весь этот жутковатый непонятный мир.
– Ну вот, забрели к черту в глотку, – выдохнул, стоящий рядом Леший. – Дальше-то что?
Я повернул голову к приятелю и уже было совсем собрался честно и откровенно признаться: «Хер его знает, товарищ подполковник», как вдруг… Вдруг я заметил, что по вещмешку Загребельного, по его крепкой жилистой ручище, которой Андрюха цепко держал свое имущество, проскользнула целая вереница крупных белых искр.
Цирк-зоопарк, неужто опять?! Мой взгляд пулей метнулся назад и вверх, туда, где в багровое небо утыкались изувеченные мутациями кости металлических исполинов. От того, что я там увидел, вмиг стало до усрачки жутко. Примерно на высоте шестнадцатиэтажного дома над землей медленно разгоралась вереница крупных малиновых огней. Пока это были лишь редкие вспышки плазмы, которые словно насаженные на иголку мотыльки бились на тускло поблескивающих серебристых остриях. Но эти биения становились все быстрее и неистовей. И уже скоро, очень скоро мог наступить момент, когда над нашими головами зажгутся и станут выискивать своих жертв ненавидящие, жаждущие крови огненные глаза.
– Вперед! Бегом марш! – взревел я и со всей силы толкнул Загребельного в спину.
Андрюха даже не подумал выяснять, какая именно опасность нам угрожает. Он просто рванул в сторону месива из железнодорожных вагонов, цистерн и решетчатых опор ЛЭП начинающегося метрах в двухстах от того места, где мы стояли.
– Не туда! – мой крик заставил Лешего притормозить. – Бежим к кораблям!
Почему именно к кораблям? Ответа я не знал. Вернее может и знал, да только позабыл. Осталась только подсознательная, но непоколебимая уверенность, что нам именно туда. Словно кто-то гипнотизировал, шептал на ухо: «Помни о кораблях».
Придавленный Эйфелевой вышкой авианосец и опрокинутый на бок контейнеровоз, на которые я указывал, находились вдвое, если не втрое дальше, того укрытия, что выбрал Андрюха, однако он даже не подумал спорить. Подполковник резко свернул со своего курса и рысью припустил вслед за мной.
– Брось мешок! – проорал я, когда чекист оказался рядом.
– Успеем! Еще не включились! – выдохнул тот.
– Леший, мать твою…! – я успел выкрикнуть лишь первую часть фразы. После этого мой голос, как впрочем и все остальные звуки, потонул в страшном металлическом скрежете.
Вначале показалось, что это зов того самого неведомого существа, с которым подружился Серебрянцев. Но я тут же передумал. В отличие от голоса Хозяина леса, в этом звуке не хватало мощи, протяжности и глубины. Оттого он и превращался просто в скрежет, да к тому же перемешенный с грохотом падения увесистых металлических конструкций.