Стейси улыбнулась, поднимая глаза. Джо, вальяжно развалившись на бледно-розовом шелковом покрывале, почесывал за ухом Пушка, ее кота-толстяка, любимца семьи. Пушок питал особо нежные чувства к Джо, и высшим наслаждением для него было лежать с парнем своей хозяйки и тихо мурлыкать, словно говоря о любви, чудесных тихих садах и вечно печальной луне.
- Умница. Мы заедем за тобой через полчаса. Мне еще нужно закончить укладывать волосы.
- Можешь не торопиться, жена сына мэра,- Китти оттянула топ еще немного вниз, и и без этого объемное декольте предстало во всем своем молодом полном великолепии.- Хочу успеть найти свои серьги, ну ты помнишь, которые мне дарил папа.
- Разумеется. Счастливые серьги мистера Робинсона. Он дарил их тебе со словами «Будь красивой и недоступной», но каждый раз, когда ты в них, твоя помада переходит на лицо незнакомого красавчика.
- И заметь, инициаторы- всегда они!- Китти послала воздушный поцелуй отражению, прикладывая к мочке уха длинные серебристые серьги.
Глава 2.
Глава 2
Nickelback- When we stand together
В гараже пахло пивом и лимонадом, машинным маслом, сыростью, сигаретами, словом, всем, чем пахнет в гараже. Огромная шершавая ладонь нежно играла с легкими шоколадными волосами, разметавшимися по подушке. Их было только двое в этом мире. Двое на целую Вселенную, загадочную и прекрасную. Девушка приподняла уголки губ, когда теплое дыхание обдало ей шею.
- Перестань.
Смоляные глаза уставились на нее из полумрака. Несмотря на ясную погоду, в гараже было темно, словно стояла глубокая ночь; лишь тусклая закопченная лампа в дальнем углу, отбрасывая дрожащий свет на коробки с инструментами, разбросанную одежду и скромно обставленный жилой уголок, давала возможность разглядеть в темноте черты любимого лица.
Их было всего лишь двое. Противостоящий, мятежный, чуждый мир, который никогда не примет их странную пару, их нежную привязанность, их полные страсти встречи, шумел там, за этими стенами. Лишь здесь, в этом темном углу, подобно паукам, прячущимся от света, они могли выдохнуть спокойно и в полной мере насладиться полнотой чувств, свойственной их возрасту.
Своими худыми, слабыми руками, Рита словно пыталась объять необъятное, сжимая в кольцо, по мере сил, широкие родные плечи. Она чувствовала его дыхание, теплое и мягкое, на щеке, волосах, шее; она ощущала его ладони, жесткие, покрытые мозолями и ссадинами, сухие, но всегда теплые, родные. Когда он брал ее за руку, то делал это так медленно и осторожно, словно брал на руки новорожденного, словно боялся, что может случайно сделать ей больно своим большим, сильным телом.
Здесь время всегда останавливалось, и можно было лежать так на старом, изъеденном молью матрасе вечно. Можно было нежно браться за руки, гладить друг друга по волосам и плечам, слегка касаться губами кожи друг друга, и ничего не бояться. Но окружающий мир, тем не менее, никуда не исчезал. Он был там, за дверью гаража, похожий на сцены из зомби-апокалипсисов, такой же страшный, полный опасности, но неумолимо притягательный и прекрасный. Они оба не могли понять, почему вся его прелесть недоступна для них; почему люди спокойно наслаждаются солнцем, точно так же гладят друг друга по рукам и ходят в кино, целуются, смотрят на закаты, встречают рассветы, и не надо им прятаться в сыром гараже, не надо мерзнуть под тонкой простыней, не надо с тоской глядеть на счастливых и свободных людей.
Впрочем, ответ они все же знали, но никак не хотели принять. Просто Рита Саммерс- дочь мэра, а Хьюст Рейес- парень, уехавший из родного дома два года назад с десятью долларами в кармане.
***
Nickelback на весь салон, ящик пива на заднем сиденье, какая-то ужасно кислая газировка. Смятая пачка сигарет, две крупные фигуры в кожаных куртках.
- И тут я ей такой говорю: «Мисс, а ты когда-нибудь плавала в море?» «Нет» «Странно, ведь ты такая селедка!»
Взрыв хохота. Девчонки всегда подкатывают глаза на таких моментах. Хьюст точным жестом открыл бутылку пива о бардачок. Блаженная улыбка Бобра как-то странно перекосила рот, обнажив кривые передние зубы.
- За красивых баб,- звякнули бутылки, и холодный напиток пролился в глотки двум юношам, чья молодость уже успела пропахнуть сигарным дымом и хмельным ароматом баров.
Бобер совсем окосел. Его глаза то и дело выкатывались наружу и уже сильно покраснели; он пытался следить за маленькими фонариками вывески бара, но левый глаз то и дело съезжал вниз. Хьюст ухмыльнулся.