Впервые за всё время изысканий и опытов Нигар нервничал так сильно, что ему понадобилось несколько минут, чтобы выровнять дыхание и прийти в себя. И только после того, как его руки перестали трястись, он смог предельно сосредоточиться и полностью отдать себя работе.
Погрузив кончики пальцев в кровь, ангел закрыл глаза и, следуя вызубренной наизусть формуле, призвал Дух Адороса. После первой же фразы, произнесённой на древнем наречии, Нигар едва не потерял сознание от боли, пронзившей всё его естество. Кровь на алтаре неожиданно вскипела и загорелась, охватив беспощадным пламенем руки Нигара до самых локтей. Взметнувшись почти до потолка, огонь взревел, как в адской жаровне, поглощая живую плоть и лишая свою жертву возможности пойти на попятную.
Кожа на кистях Нигара мгновенно лопнула и потекла вниз, подобно расплавленному воску. Пальцы скрючились, стали выворачиваться, обнажая кости и сухожилия, чернея прямо на глазах под воздействием всё яростней разгорающегося пламени.
Нигар упал на колени, заскулил и задёргался, корчась от невыносимой боли, но упрямо удерживая руки в каменной чаше и не делая попыток высвободиться. Глотая слёзы и задыхаясь от запаха палёной плоти, он свистящим шёпотом продолжал зачитывать формулы из старого свитка. В это время огонь, словно проверяя своего создателя на прочность, начал изменять форму, цвет и интенсивность горения, пока вдруг не превратился в бледно-золотой факел, рассыпающий вокруг себя крохотные искры, подобно мелким золотым звёздочкам.
Почти обезумев от боли, Нигар с трудом осознал, что золотое пламя больше не причиняет ему вреда. Подняв голову и разомкнув тяжёлые веки, он не сразу решился взглянуть на то, что осталось от его многострадальных рук. Ожидая увидеть вместо пальцев обугленные головешки, Нигар очень удивился, обнаружив, что его руки прямо на глазах обрастают новенькой здоровой кожей и приобретают нормальный вид. Дождавшись, когда все ожоги исчезнут, а раны затянутся, он поспешно извлёк пальцы из чаши, помня о том, что в любой момент процесс восстановления может повернуть вспять — добро превратится в зло, белое станет чёрным, а жизнь обернётся смертью. Именно так было написано в свитке, и именно в этом заключалась сама суть Древа Познания. Выполняя ритуал, Нигар знал, на что шёл, и был готов принести необходимую жертву. Но не догадывался, что Древо изберёт жертвой его собственные руки и не отпустит, пока не напитается силой живой плоти, дабы возродиться к жизни подобно Фениксу, возрождающемуся из пепла. Этого бы не случилось, если бы малышка Натаниэль была ещё жива. Её жизненных сил хватило бы для того, чтобы оплатить смертельную дань. Правда, тогда в Адское пламя нужно было погрузить её, а Нигар всё ещё сомневался, что у него хватило бы на это мужества. Поэтому он почти не жалел, что всё случилось именно так.
Сейчас же ангел терпеливо ждал, не спуская глаз с золотого пламени, которое медленно выжигало кровь в каменной чаше и, казалось, впитывало её в себя. Постепенно вся кровь исчезла, пламя сменило цвет, став тёмно-фиолетовым. Потом оно почернело, заискрило, грозно зашипело и разгорелось с новой силой. Это послужило очередным знаком Нигару о том, что пришла пора действовать дальше.
Преодолев волнение, ангел наклонился над алтарём и осторожно подул на пульсирующее в чаше сердце. Раздался странный музыкальный звук, словно кто-то коротко тронул струны арфы, а из его рта вылетело маленькое яркое солнышко, которое тут же зависло над огнём, слегка подпрыгивая в облаках пара.
— Ступай! Ступай домой! — прошептал Нигар, приблизив к Душе ладони и бережно направляя сверкающее солнышко к сердцу. — Не бойся! Там будет хорошо! Я позабочусь о тебе!
Приговаривая, ангел осторожно и очень медленно опускал Душу в чёрное пламя, с удивлением подмечая, что его руки больше не чувствуют обжигающей силы огня. Гипнотизируя сверкающую субстанцию, перемежая ласковые слова с древними заклинаниями, Нигар почти не дышал и не шевелился до тех пор, пока Душа ребёнка полностью не исчезла в маленьком сердечке.
Чёрное пламя в последний раз взметнулось над алтарём, потом окутало жертвенную чашу, затем схлынуло и погасло, оставив после себя тускло мерцающее в полутьме окаменевшее сердце.
Нигар поднялся с колен и на негнущихся дрожащих ногах покинул Святилище. Оказавшись в гулком подземном тоннеле, прислонился спиной к стене и, глубоко вздохнув, утёр холодный пот со лба.
Обряд завершился. Теперь осталось проверить, всё ли получилось так, как он рассчитывал. Но для этого потребуются силы, которых у него сейчас нет. Даже забрать Семя с алтаря Нигар пока не решился. Пусть лучше полежит там. А ему надо отдохнуть. Пережить эту ночь и забыть обо всём. Иначе он просто сойдёт с ума…
— Всё… Теперь спать… — и, едва доковыляв до кровати, Нигар рухнул на неё, тут же потеряв ход своих мыслей.
Глава 25. Беллор
— Слушай, я не нанимался таскать твои ящики! Как, интересно, ты собираешься их переправлять? По воздуху потащишь?
— Именно! Привяжу к тебе на хребет и парочку дам в руки! Так и полетишь, Табрис!
— Смейся-смейся! Только не рассчитывай, что Афаэл выделит нефилимов. Они все заняты на стройке…
Голоса то приближались, то удалялись, вызывая раздражение и навязчиво вторгаясь в затуманенное сознание.
Послышался грохот, потом ругательства и чьи-то шаги. Белл поморщился, закрутил головой, пытаясь разогнать окутывающую его тьму, и, наконец, открыл глаза. В первый момент он не мог ничего разглядеть в тусклом свете свечей, расставленных по углам какого-то тёмного помещения. Над головой висел неровный потолок из чёрного базальтового камня, эхом отражавший звучавшие голоса. Рядом стояли какие-то ящики; заваленный пробирками и странными инструментами стол; книги, сложенные в аккуратные стопки, располагались прямо на полу.
Белл попробовал пошевелить рукой, но тело оцепенело настолько, что почти не слушалось. Страшно хотелось пить, в голове что-то гудело и пульсировало, в глазах по-прежнему всё расплывалось.
Невольно вспомнилось заточение в «Тёмной грани», где после двухнедельного пребывания Белл почти потерял себя. Только там он висел на цепях, а здесь лежал на чём-то твёрдом, но весьма удобном, заботливо укрытый до плеч мягким шерстяным пледом.
Не представляя, где находится, он попытался вспомнить, как сюда попал, но не смог. В голове проносились отдельные картинки последних событий, поднимая в груди болезненные отголоски глухого отчаяния. Всё, что хотелось стереть из памяти, упрямо являло себя, пробуждая уснувшую было боль. Белл вспомнил всё, что произошло, и мысли об Авроре и дочери безжалостно вонзались прямо в сердце, рвали его на части, превращая в непрерывно кровоточащую рану. К ним примешивались и мысли о Нигаре, которые вызывали смешанные чувства тоски, потери, и зарождающейся ненависти. Нет, Белл не мог ненавидеть брата по-настоящему, как бы ни хотел этого, но и забыть тех слов, что произнёс Нигар там, на дне пропасти — тоже не мог. Неизвестно, знал ли младший, что брат слышит его, или, как обычно, бормотал вслух свои мысли, но Белл их запомнил. И не сможет забыть никогда. Даже не уверен теперь, что сможет простить… Только одно он знал точно: больше у него не осталось в этой жизни никого. Да и эта жизнь ему не нужна. Она пуста и бессмысленна, как этот проклятый мир. Белл не хочет больше жить. Не хочет бороться. Он хочет быть рядом с Авророй и дочкой. И если ради этого нужно спуститься в Ад, то он туда придёт. И пусть Люцифер отпразднует победу! Пусть получит своё — Белл уже готов на всё. Он покорится судьбе и покорно исполнит свою миссию. Устроит в Раю Апокалипсис, уничтожив всё, что когда-то любил. Подчинится отцу, залив все миры кровью, чтобы после в этой крови утопить и его самого! Теперь Белл знал, что на это способен. Чувствовал внутри пробудившуюся силу, устоять перед которой не сможет никто в целом свете. И звалась эта сила — Смертью, Пустотой, Безмолвием, Бесконечностью…
— Армисаэль, какие ящики грузить? — прозвучавший совсем рядом голос заставил Белл-Ориэля вздрогнуть, оторвавшись от своих мыслей. — У тебя их тут в пять рядов наставлено!
Кто-то вошёл в полутёмный зал и начал суетиться рядом со сваленными в угол вещами.