Игнорируя вопрос, Дьюкс направился к выходу.
– Я могу получить эти сведения в полицейских архивах, – заметила Ева.
– Мой сын убил себя. – Дьюкс остановился, сжав кулаки. – Восемь месяцев назад. Он накачивал себя разной дрянью, пока не умер. Система не сумела его защитить и не помогла мне это сделать.
– У вас есть еще один сын. Как далеко вы готовы были бы зайти, защищая его?
– Джозефа не поразит рак, разъедающий наше общество!
– Рак – это нечто вроде вируса, не так ли? А вирус можно убить другим вирусом, инфицируя носителя, пока все пораженные клетки не будут уничтожены. Вы ведь специалист по компьютерам, мистер Дьюкс, и должны разбираться в вирусах.
Дьюкс не ответил, но на его лице мелькнуло выражение такой сатанинской гордости, что это было равносильно признанию.
– Ваше время истекает, – повторил он.
– И ваше тоже, мистер Дьюкс, – спокойно отозвалась Ева. – Вам следует позаботиться о будущем жены и сына, когда вас привлекут к ответственности вместе с остальными «Искателями Чистоты».
– Убирайтесь из моего дома! Я обращусь к моему адвокату!
– Хорошая мысль. Он вам скоро понадобится.
Когда они сели в машину, Пибоди, нахмурившись, обернулась на дом.
– Почему вы предупредили его?
– Он достаточно сообразителен, чтобы понять, что я его подозреваю, и наверняка доложит кому-то о нашем визите. Я предупреждала его жену.
– А вы не думаете, что она тоже в этом участвует?
– Дьюкс ни разу даже не взглянул на нее. Она стояла и молча плакала, а он словно не замечал ее присутствия. Нет, это его рук дело. Что тебе показалось любопытным в этом доме, Пибоди?
– Ну, он здесь всем заправляет…
– Более того. Это настоящая казарма, где он командир. Жена открывает дверь; в девять утра она уже одета как женщина в ролике, рекламирующем новую модель кухонной плиты. Мальчишке лет четырнадцать, а он убежал наверх, как только отец щелкнул пальцами. Держу пари, что все кровати в доме уже застелены и на покрывалах нет ни единой складки. – Ева свернула на юг. – Как, по-твоему, мог себя вести бывший морской пехотинец, который требует, чтобы все вокруг содержалось в безукоризненном порядке, узнав, что его сын «растлевает тело и душу наркотиками» и совершает «противоестественные половые акты»? Наверняка это жгло каленым железом его гомофобскую задницу.
– Бедный мальчик…
– А теперь папаша использует его как символ и как оправдание убийства. Рак тоже бывает разный. – Ее телефон начал сигналить, и Ева нажала на кнопку: – Даллас.
– Ты в своей машине? – осведомилась Надин. – Можешь где-нибудь остановиться? Тебе будет интересно это услышать.
– У меня особый талант. Я могу слушать и вести машину одновременно.
– Я получила еще одно заявление «Искателей Чистоты». Выйду с ним в эфир через пятнадцать минут.
– Черт! – Ева резко повернула, подрезав такси, и остановила машину на скате битком набитой парковки. – Прочти его.
– «Жители Нью-Йорка, – начала читать Надин своим хорошо поставленным голосом, – мы хотим еще раз заверить вас в безопасности и повторить наше обещание вершить правосудие. Мы исполним наш обет защищать невинных и карать виновных, чего не могут обеспечить скованные руки закона.
Мы – это вы сами, ваши братья, сестры, родители, дети. Мы – ваша семья и ваши защитники.
Как и вы, мы опечалены трагической гибелью сотрудника нью-йоркской полиции, скончавшегося два дня тому назад. Детектив Кевин Хэллоуэй, погибший во время исполнения им своего долга, – еще одна жертва чумы, терзающей наш город. Мы считаем Луи К. Когберна непосредственным виновником этой трагедии. Если бы не его деятельность, повлекшая за собой заслуженное наказание, детектив Кевин Хэллоуэй был бы сегодня жив, и продолжал бы служить своему городу, делая все возможное в тесных рамках существующих законов.
Мы просим вас, жители Нью-Йорка, почтить вместе с нами минутой молчания память детектива Хэллоуэя и выражаем его семье, друзьям и коллегам наши глубокие соболезнования.
Луи Когберн был наказан. Правосудие свершилось и будет свершаться впредь.
Мы предупреждаем тех, кто стремится причинить вред нашим братьям, кто растлевает наших детей, что кара не замедлит последовать. Вам больше не найти убежище за стенами закона.
Мы защищаем Чистоту.
Мы защищаем жителей Нью-Йорка».
– Ловко, – заметила Ева, когда Надин замолчала.
– Даже очень ловко. Представить себя обычными жителями города, чтобы не выглядеть Большим Братом, надзирающим за всеми. Выразить сожаление по поводу смерти полицейского и свалить собственную вину на другого. Вновь заявить о своих целях, чтобы люди ни на секунду не забывали, что «Искатели Чистоты» их защищают. Пиар по всем правилам!
– Еще бы! – усмехнулась Ева. – «Не забивайте этим ваши глупые головы, мы сами обо всем позаботимся. Мы будем решать, кто виновен, а кто нет. Кому жить, а кому умереть. А если кто-то попадет под перекрестный огонь, мы тут ни при чем».
– Многие услышат в этом заявлении то, что хотят услышать, – вздохнула Надин. – Вот почему пиар сработает.
– Будь я проклята, если дам им использовать одного из нас в качестве символа! Тебе нужны комментарии, Надин? Записывай. Лейтенант Ева Даллас, руководящая расследованием деятельности «Искателей Чистоты», заявляет, что Кевин Хэллоуэй, детектив из электронного отдела, был убит этой террористической организацией. Лейтенант Даллас, каждый член следственной группы, каждый сотрудник департамента нью-йоркской полиции делают все возможное, чтобы раскрыть, идентифицировать и арестовать всех участников террористической организации. Чтобы они были судимы согласно законам страны, признаны виновными и понесли заслуженное наказание.
– Неплохо, – одобрила Надин, выключив запись. – Как насчет интервью с глазу на глаз?
– Не могу, Надин. Я очень занята. А сегодня должна присутствовать на похоронах своего товарища.
Гражданская панихида по Кевину Хэллоуэю состоялась в специальном здании, находящемся всего в нескольких кварталах от Главного полицейского управления. Ева всегда отмечала это достоинство, когда приходила отдать дань уважения погибшему копу.
Для проводов Хэллоуэя открыли весь первый этаж, который был уже битком набит – полицейские всегда находили время проводить в последний путь своего коллегу. Ева заметила окруженного свитой мэра Пичтри, пожимающего руки с подобающим случаю скорбным выражением лица. Она не имела ничего против него лично, тем более что он выполнял свои обязанности с минимумом суеты и саморекламы.
Его печаль казалась вполне искренней – как, впрочем, и недовольство, когда он встретился взглядом с Евой и властным жестом подозвал ее к себе.
– Мэр?
– Лейтенант. – Пичтри говорил тихо, что в подобном месте казалось вполне естественным, однако Ева слышала в его голосе нотки раздражения. – Ваш послужной список весьма внушителен, и начальство не сомневается в ваших способностях. Но в этом деле вы не только полицейский офицер, но и публичное лицо. Ваше заявление Ферст по каналу 75 не было ни просмотрено, ни санкционировано.
– Мое заявление было ответственным и взвешенным.
– Взвешенным? – повторил мэр. – Речь идет не о взвешенности, а о создаваемом имидже и его восприятии. Во время нынешнего кризиса, лейтенант, мы должны быть единой командой. – Он положил ей руку на плечо. В этом жесте ощущалось точно рассчитанное дружелюбие. – Я полагаюсь на вас.
– Да, сэр.
Пичтри отошел и вскоре исчез среди тех, кто жаждал хотя бы краткого контакта с властью. Ева оглянулась по сторонам и с облегчением увидела неподалеку майора Уитни. Она предпочитала его компанию блистательному обществу мэра.
Майор привел с собой жену. Если Анна Уитни в чем-то преуспевала, так это являя собой образцовую супругу полицейского – в том числе и полицейского чиновника на социальных мероприятиях. Стоя рядом с мужем в неброском черном костюме, она держала за руку какую-то женщину и что-то негромко ей говорила.