– Пилера звать будем? – тихо спросил он.
– Сейчас, – повар поднялся, аккуратно шагнул назад и вдруг замер, углядев что-то в почти непроглядном мраке, стиснутом в арке между грязными стенами. – Ага… Что тут у нас?
– Нашел что-то? – спросил валлиец.
– Точно, – отозвался его приятель, и подобрал квадратик плотной бумаги, валявшийся рядом с телом. Развернул, пошуршал, чиркнул фосфорной спичкой. Помолчал и сообщил радостно.
– Набросок какой-то. Вроде углем, или сангиной… не пойму.
Помолчал еще и хрипнул невесело.
– Я понял. Теперь я точно понял.
Варфоломей
Бывают такие дни, когда не получается вообще ничего. Вот не получается – и все, как отрезало. За что ни возьмись – все валится из рук, и даже самое простое дело способно выбить вас из колеи, потому что обязательно застопорится, пойдет не так, как хотелось.
Спасти Элизабет у нас не получилось, и на место убийства Кэтрин Эддоус мы тоже не успели – пьяный кэбмен спутал адрес. Потом возница клялся и божился, что «будто помрачение какое-то, джентльмены, двадцать лет тут езжу, и ни в жисть!». Словно кто-то раз за разом ловко и незаметно уводил нас в сторону от верного пути, путал карты и заставлял время нестись сумасшедшими скачками, так что мы никуда не успевали вовремя.
Одна из теорий, которыми ученые объясняют невозможность существования машины времени, говорит о том, что прошлое изменить нельзя, оно будет отчаянно сопротивляться любым попыткам как-то его перекроить. Это как плыть в цементе: вроде бы просто пыль, но при такой структуре имеющая свойства жидкости, и не позволяющая пловцу двигаться.
Впрочем, невозможность машины времени мы успешно опровергли. «Дубовый Лист» и был той самой машиной, но вот с какой целью и кем запущенной – непонятно. Я устал ломать над этим голову еще на Юконе и решил – будь что будет, разберемся на месте.
А сейчас, после неудачи со спасением Элизабет Страйд и ее товарки я решил, что лучший способ справиться со злостью – просто поменять занятие. Поэтому я собирался приготовить еду. Викторианскую, если вам это о чем-нибудь говорит.
Фараон
Выбираться из того переулка, где прикончили Лиззи Страйд, нам пришлось осторожно и с перерывами. Мы уже было шагнули туда, откуда доносился приглушенный вечерний шум улицы, но пришлось резко развернуться, взять ноги в руки и спрятаться за наваленными у стены вонючими бочками. Судя по запаху, в них долго и мучительно умирала какая-то рыба, а потом ее забыли похоронить и оплакать. Вар рядом со мной беззвучно шевелил губами. На молитву это было не похоже, лицо уж больно злое. За бочками мы спрятались потому, что кто-то резвый и сознательный все-таки позвал полицейских, а блюстители закона прибыли на удивление быстро. Видимо, патруль как раз обходил этот квартал очередным дозором.
Первым добравшийся до тела проститутки констебль выругался и присел на корточки, осматривая труп. Потом встал и поднял над головой руку с фонарем, внимательно вглядываясь во мрак переулка. Его напарник сделал то же самое. В щель между бочками мне было видно их лица. А вот на наш счет я был совершенно спокоен. Полицейские фонари «бычий глаз» были совершенно дурацким устройством, которое давало света лишь чуть больше, чем какая-нибудь полудохлая лучина. Что этот фонарь делал хорошо, так это обжигал пальцы владельцу, неосторожно схватившемуся за раскалившееся железо. Знаю, хватался.
Пилеры осмотрели переулок и ожидаемо никого и ничего не увидели. Вислоусый констебль выругался еще раз, с чувством и расстановкой, потом поглядел на своего молодого коллегу.
– Том! Чеши-ка ты до участка, пусть высылают телегу, чтобы забрать девку. Я пока покараулю тут. Или знаешь, что? Кликни на перекрестке какого-нибудь мальчишку, у него ноги все одно порезвее, чем у нас с тобой, пусть добежит возвращается назад.
– Хорошо, сэр, – молодой кивнул и исчез. Спустя несколько мгновений констебль досадливо сплюнул, вспомнив что-то важное, дернулся вслед за ушедшим и заорал:
– Эй, Том! Том! Вот черт… – он похлопал себя по карманам. – Спички! Остались у этого олуха, чтоб его. Теперь даже не покурить.
Он поглядел на труп, потом махнул рукой и пошагал к выходу из переулка, пробормотав: «Никуда ты не денешься, красотка, полежи тут без присмотра».
Когда страж порядка ушел, мы выбрались из-за своего вонючего укрытия и, стараясь не топать, проскользнули в другую сторону. Почти у каждого переулка два выхода, если это, конечно, не тупик. Наш вывел нас к каким-то строениям, похожим на угольные склады. Немного поблуждав в темноте, мы все-таки выбрались на людную улицу. Вар уверенно определил направление на наш паб – иногда я поражаюсь своему компаньону, его умение в любом, даже незнакомом городе находить дорогу кажется почти сверхъестественным.