— А что, Сандерсон? Любопытствуешь к чему?
— Да я просто… — растерялся тощий. — Все же интересно.
— Интересно, говоришь? Ну так я тебе скажу: там, где я застолбил, вот где! — и довольный Билл захохотал во всю глотку. А потом схватил в охапку одну из девиц, которые, конечно, тут как тут при виде удачливого старателя — и потащил, визжащую для вида, наверх по скрипучей лестнице, в «номера». Девица в тот вечер своего не упустила, обслужила Гризли как надо на железной кровати с никелированными шарами, и оставила с пустыми карманами, так что с утра тому пришлось идти в контору и отсыпать еще золотишка. А потом Билл и пара охранников отправились из Доусона на юг.
— Хочу пожить, как человек! — сказал Гризли, опрокинув напоследок стакан «Старого очищенного» и нахлобучив шапку. — Чтобы, значит, вокруг меня слуги, все эти «подай-принеси», а я в костюме, в котелке и в начищенных ботинках! И никаких рож ваших, от которых уже блевать тянет.
Никто не обиделся, потому что все понимали: повезло человеку, и он в своем праве. А потом Гризли Билл вернется — и это тоже знали все. Вернется, чтобы снова попытаться ухватить фортуну за ее верткий хвост, который вечно маячит перед каждым юконским старателем, хоть раз державшим в руках унцию золотого песка.
Так что в Доусоне было совсем не скучно. Здесь пили, стреляли, резались насмерть, плясали так, что каблуки отлетали, и все это время швыряли направо и налево пачки денег и горсти самородков. Да уж, всяких чудачеств хватало сполна. Все помнили случай с коровой, которую Том Христиансен, хозяин салуна, заказал пароходом. Все судачили об этом на каждом углу и сходились во мнении, что Том «маленько повернулся головой». Но Христиансен знал, что делал. Корова приплыла по Юкону, ее, мычащую, выгрузили на пристани, и, чавкая уличной грязью, доставили прямехонько в шикарный танцзал, где на полу лежал полированный паркет. А там Христиансен лично уселся на стул и умело подоил корову. За стаканом парного молока выстроилась длинная очередь — вот тут-то и оказалось, что один такой стаканчик обойдется желающему аж в двадцать долларов! Это тебе не чертов однодолларовый вискарь, которого кругом было хоть залейся. Молоко расхватали мгновенно, а вторую партию целиком купила мадам Бонне, звезда самого роскошного в Доусоне музыкального шоу. Та самая, которой Большой Алек, легенда Юкона, подарил золотой сервиз и кувшин для умывания.
Золотая лихорадка пришла на Клондайк.
И уходить сейчас, в 1898 году от Рождества Христова, отсюда пока что не собиралась.
— Слышь, братан! — нетвердым языком обратился изрядно набравшийся Джордж Скромби к своему компаньону Сэму Миллзу. Сэм в это самое время старательно поливал угол какой-то хижины, избавляя организм от излишков выпитого.
— Чего? — отозвался Сэм, громогласно икая. — Что — ик! — стряслось, Джордж?
— Чё это за салун такой, а? Ты его помнишь?
— Какой еще салун?
Сэм подтянул меховые штаны, ежась от ледяного ветра и, прищурившись, глянул туда, куда тыкал корявым пальцем Скромби. К своему удивлению, он увидел основательный дом из квадратного бруса, с крепкой, обшитой железом дверью и вывеской над ней «Салун Отдохни малость. Лучший виски в Канаде и Штатах».
— Врут, поди! — усомнился такому заявлению Сэм. — Откуда в Доусоне лучший виски? Здешнюю мочу только такие как мы с тобой и могут пить. Какой-нибудь хиляк-жентельмен с юга от одного стаканчика враз с копыт свалится.
— А давай-ка зайдем, брат! Заодно и убедимся, так ли хорошо там угощают. А? Что думаешь?
— Отчего не зайти? — покладисто согласился Скромби. Золотой песок в мешочке будто прожигал дыру в кармане и настойчиво просился на волю, чтобы быть потраченным на разные развеселые дела. Зря, что ли, они пахали как проклятые целый месяц, замерзая в едва натопленной хижине, а ночами слушая волчий вой? Зато добыча того стоила — полновесное золото, сверкающее и желтое, как летнее солнце.
— Ну, вперед! — проорал Сэм, заглушая свист ветра. Он шагнул на крыльцо, где имелась даже — вот неслыханное дело для этих мест! — железная решетка для очистки обуви, и решительно рванул дверь на себя.
Фараон
В Доусоне мы застряли на несколько дней.
Неслыханное дело. Раньше такого не было.
С каждым новым днем моя тревога росла все сильнее. Как-то совсем не хотелось провести остаток жизни в этой чертовой дыре — пусть даже сейчас здесь обитала уйма народа, и каждый день прибывали новые искатели удачи. Да, конечно, в юности я зачитывался рассказами Джека Лондона и повестями Брет Гарта… романтика Севера, суровые первопроходцы, золотые россыпи и закон револьвера. Но одно дело читать об этом, сидя в кресле с чашкой чая, и совсем другое — когда эта романтика вдруг оказывается со всех сторон. К тому же, в пабе исчезло электричество, и вместо нормальных ламп повсюду появились коптящие керосинки. Я и не думал раньше, сколько хлопот может быть даже с одной-единственной керосиновой лампой.