Вар не смог удержаться и громко заржал.
— Не смешно, — обиженно сказал Фараон.
— А по-моему — очень смешно, — всхлипывая от смеха, ответил повар. — Вот смотри: во-первых, на свою виллу Луций Корнелий Сулла Феликс вообще может никого не пускать, если ему заблагорассудится. Это так, Луций Корнелий?
— Так, — спокойно, даже как-то безмятежно подтвердил Сулла, который успел крепко приложиться к кубку и с непонятным выражением лица разглядывал двоих пришельцев из будущего.
— Так, — подытожил Вар. — Теперь дальше. Про вторую пулю ты и не вспоминаешь. А она, между прочим, разворотила жбан вон тому блондинчику и преспокойно улетела дальше, приземлившись черт знает, где. Нати ее будет ой как непросто. И, наконец, в-третьих, — он понизил голос и заговорщически наклонился к Фараону, чувствуя, как в ноздри шибает почти забытый со времен армии, медный и густой запах человеческой крови.
— Что — в-третьих? — насупившись, спросил Фараон.
— Здесь не вскрывают трупы, чтобы установить настолько очевидную причину смерти! — снова жизнерадостно заржал совершенно бездушный повар, которого никак не смущали свеженарубленные трупы.
Отсмеявшись, он выставил вперед ладони:
— Нет, но если ты хочешь, например, провести сеанс гадания на потрохах, то без проблем!
— Так ты что, еще и гаруспик, Авл Мурий? — заинтересовавшись, вклинился в разговор Сулла. — Ты гадаешь на печени? Или тебе нужны какие-то другие внутренности? Я думал, для этого используют печень овцы…
Для Варфоломея это стало последней каплей: взвыв от смеха, он сложился пополам и стал хохотать — до икоты, вытирая кулаками слезы, выступившие на глазах.
— Нет, что ты, Луций Корнелий! — с ужасом отозвался валлиец. — Я так, просто…
— Не стесняйся, друг! — благодушно успокоил его римлянин. — Если нужен особый инструмент, ты только скажи. У меня в коллекции есть одна редкость: говорят, этрусские гаруспики в стародавние времена пользовались такими, чтобы извлекать печень одним движением. Где-то тут он валялся… я, помню, спьяну хвастался им перед актеришками…
Кряхтя, Сулла полез под стол, загремел там чем-то, и, наконец, выпрямился, держа в руках…
Вар с изумлением уставился на этот предмет и еще раз протер глаза: теперь уже чтобы убедиться, что его не подводит зрение. В руках у хозяина виллы была… да нет, не может такого быть… была малая пехотная лопата, в точности похожая на ту, которую в 1870 году запатентовал, или еще запатентует, датчанин Линнеманн. Только этот инструмент был целиком отлит из позеленевшей бронзы и сплошь украшен каким-то замысловатым орнаментом.
Вар сел на плитку дорожки, махнул на все рукой и снова принялся хохотать, глядя на вытянувшееся лицо Фараона.
— Вы… меня… убьете… друзья! — проикал он. — не… могу… больше!
— Да тьфу на вас! — в сердцах выразился валлиец, отшвырнул пугио и широкими шагами, решительно, подошел к столу. Взял валявшийся опустевший кубок, выдернул пробку из бутылки «Буннахевена», налил кубок чуть ли не до половины. Выдохнул и неколькими глотками осушил до дна. Закусил остывшим ломтиком пиццы.
— Силен, мужик, — по-русски прокомментировал это священнодействие Варфоломей.
— С кем поведешься, — так же, по-русски ответил Фараон и содрогнулся: — Ой, как хорошо пошло-то…
Вилла как-то незаметно заполнялась людьми. А точнее — рабами, и Вар заметил как минимум одно знакомое лицо — вилика-управляющего Батия. Правда, сначала вокруг сада обошел центурион Марк Скарон, который очень внимательно изучил каждого покойника, и потом задумчиво и с явным уважением покосился на гостей Суллы. Поймав его взгляд, Вар вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.
— Вот же я! — он вскочил и решительно направился в сторону винного погреба. Вернулся, таща на плече здоровенную цветастую амфору.
— Ага! — обрадовался Сулла. — Ты все-таки до него добрался, Вар Квинтилий!
— И не только до него, — пропыхтел повар, — но и еще до одного, страстно желавшего твоей смерти. Он там, у входа в погреб отдыхает…
— Стало быть, шестеро, — Луций Корнелий медленно загнул пальцы на левой руке и прибавил к ним указательный на правой. — Похоже, мой счет к семейству Мариев только что еще вырос.
Молчаливые рабы унесли трупы. Лужи крови кто-то быстро и незаметно засыпал песком там, где они впитались в землю. На плитке дорожек никаких следов уже не осталось — пожалуй, только стыки между плитками в нескольких местах чернели, отличаясь от всех прочих.