Уже к полуночи, когда утомившиеся гуляки разбрелись, Бриан устало потащился к умывальнику — ополоснуть лицо, хоть как-то взбодриться. И ошеломленно замер у зеркала. В отражении на него глядел крепкий мужчина с густыми черными усами, квадратным подбородком и шевелюрой цвета воронова крыла. И загар у мужика тоже был совсем не английский — типичный итальянец, Бриан повидал таких в Лондоне.
Сил ужасаться или паниковать не оставалось совсем. Хотелось только спать. Так он и поступил. Утром оказалось, что за окнами австралийский пейзаж, а холодильник за алюминиевой стойкой доверху набит бутылками ледяного «Фостерса» и «Купера». Бриан призвал на помощь всю свою выдержку, отшлифованную в колледже, сел на стул, проделал несколько упражнений тибетской дыхательной гимнастики и тихо спросил окружающее пространство:
— Это ты, что ли, по-своему распорядился?
Паб молчал, но несколько стульев скрипнули, и молодому человеку послышалось отчетливое «да».
— Ну спасибо, — растерянно сказал он. — И что мне теперь со всем этим делать?
Ответа Бриан не дождался. Ничего странного: пабы, в общем-то, малоразговорчивы.
— Погоди, — дотошный Варфоломей, что-то записывавший на листке блокнота, наморщил лоб. — Получается, твой «Дубовый лист» скакал туда-сюда, но это было в нашем времени? А как тогда…
— А вот так, — кисло отозвался Фараон. — Внезапно.
Однажды, когда он проснулся утром и уже привычно поглядел в зеркало, чтобы обнаружить там ничем не примечательное лицо европейца, внизу, в зале, послышались чьи-то шаги. Бриан выскочил на лестницу в одних брюках, зато прихватил отцовский дробовик, который теперь на всякий случай держал возле кровати. Повода им воспользоваться, правда, еще ни разу не случалось, но юноша отлично помнил слова деда: «Если ружье есть, но не пригодилось — это лучше, чем если его нет, когда надо стрелять».
Внизу, за столом обычной американской придорожной забегаловки, в которую превратился «Дубовый лист», сидел какой-то бродяга в длинном черном плаще и размешивал сахар в чае, дымящемся в большой железной кружке. Услышав шлепанье босых ног по ступенькам, бродяга поднял глаза, и Бриан поразился его измученному, худому лицу.
— Похоже было, — Фараон подумал несколько мгновений, будто подбирая слова, — что он не спал уже несколько недель, не меньше.
Бродяга встал и коротко изобразил вежливый поклон.
— Вы кто? — оторопело спросил Бриан, опуская ствол дробовика вниз.
— Сначала скажите, юноша — где я?
— Вы в пабе «Дубовый лист», — объяснил молодой человек, нервно хихикнув и про себя вспоминая диалог старого моряка и Джима Хокинса на первых страницах «Острова сокровищ». — Но где точнее, сэр, я вам, хоть убейте, сказать не могу, пока не посмотрю в окно и на вывеску.
— Понятно, — без особого интереса отозвался незнакомец и поерошил длинные седые волосы, вьющиеся жесткими кольцами. — Не привыкать… Что касается меня, то мое имя, скажем, Ян Родуин. Да… Некоторые зовут меня Картафил или Агасфер. Родуин мне, честно говоря, нравится больше.
Бриан некоторое время смотрел на незваного гостя. Образование, полученное в колледже, включало в себя неплохой курс классической литературы и мифологии.
— То есть, вы тот самый… ну, Вечный…
— Вечный жид, говорите уж прямо, к чему недомолвки? Из песни слов не выкинешь, юноша, так что я не обижаюсь.
— Ладно, хорошо. И что, это вы отказали в отдыхе Иисусу? Знаете, если он был исторической личностью…
— Был! — отрезал гость, и добавил мрачно. — Вот только я не отказывал. Уж так получилось, что со стороны это выглядело совсем иначе. Особенно для центуриона, который командовал. Но это не я! Это мерзкая тварь, мое проклятие.
— Кто?
— Мануанус Инферналис, — прошипел Родуин. Его искаженное гневом лицо не очень-то располагало к смеху, но Бриан все-таки рассмеялся, услышав латинское название и машинально переведя его на родной английский.
— Смейтесь, юноша, смейтесь, — проворчал Вечный Жид. — Ибо смех есть отрада молодости… Но я вам правду сказал, все беды от этой твари.
Глава 3. Вечный Жид
Ян Родуин, он же Вечный Жид, Картафил, Агасфер и обладатель множества других звучных прозвищ, за столетия выдуманных писателями и поэтами, сидел напротив Бриана и уныло продолжал свой рассказ.
— Я толком до сих пор не знаю, где умудрился подцепить эту напасть. Десятилетиями изучал тайные книги, забытые проклятые рукописи… Даже до «Некрономикона», написанного проклятым арабом Абдулом Аль-Хазредом, дотянулся. Никакого толка от этого, правда, не было, Аль-Хазред пользовался смутными и сильно искаженными источниками, которые мне попадались в куда более древнем варианте. Единственное полезное упоминание я нашел в одном забытом апокрифе, ранней версии книги Иисуса Навина. Знаете, кто такой Иисус Навин? — спросил Родуин.