Лэйла ненавидела то время. Когда от желания есть подкашивались ноги, тянуло в желудке и рот наполнялся слюной, даже если по радио звучала реклама недавно открывшейся пиццерии. Ей казалось, что с тех пор она всё пытается наесться и никак не может. Лэйлу передергивало при воспоминании, как любой из родителей мог прийти на родительское собрание навеселе. А потом было жутко стыдно, когда одноклассницы шушукались за спиной. Лэйла с трудом сдерживалась, чтобы не надавать тумаков этим сплетницам, а заодно и мамаше с папашей. Поэтому КНО одним своим появлением в жизни девушки исполнил её мечту — поскорее сбежать из дома.
Лэйла медлила перед тем, как нажать на звонок родительской квартиры.
Заходить не хотелось. Она порвала с прошлым раз и навсегда.
— Я уйду в Хиатус. Не хочу, чтобы они меня видели. Придумай повод зайти внутрь, — подтолкнула она Валентину вперёд.
Когда невысокая женщина с жёлтым лицом открыла дверь, Валентина не нашла ничего лучшего, чем сообщить, что пришла передать весточку от её дочери. Лэйла стояла рядом и зашла следом, но мать её не видела. Женщина, развернувшись, прошла в комнату, посредине которой стоял круглый стол, накрытый клеёнкой.
— Значит, живая, — вздохнула Ирина, неловко рухнув на табурет и жестом приглашая девушку за стол.
— Прохлаждается где-то, паршивка! Лишь бы в школу не ходить! — заорал грузный мужик, подливающий водку в стакан. Он даже не поднял глаза на вошедших, сосредоточившись на процессе и пытаясь не пролить ни капли.
— В моём возрасте уже не ходят в школу, папочка, — Лэйлу услышала только Валентина.
В нос ударила резкая вонь — смесь перегара и какой-то кислятины. Стол был заставлен немытой посудой. Деревянные косяки отошли от дверных проемов, под ногами шуршали старые газеты, на обоях уродливым узором расплывались бурые пятна засохших брызг.
Мать Лэйлы была очень худой женщиной, с набрякшими веками и синюшными мешками под глазами. Тонкие бесцветные волосы она пригладила старомодным ободком. Старые застиранные легинсы, казалось, болтались прямо на костях. Мужчина, наоборот, отличался обрюзглостью, пивной живот его нависал над резинкой треников и упирался в стол. На лбу и щеках толстяка поблескивала выступившая испарина.
— Ну, как она? — мать Лэйлы вяло улыбнулась, обнажив щербатый рот. Женщина явно с трудом воспринимала действительность, но старалась не показать это гостье. Лэйла, невидимо сидевшая рядом, со вздохом отвернулась.
Наверное, это невыносимо тяжело — наблюдать, как близкие люди теряют человеческий облик.
— С Лэйлой всё хорошо. Она просила передать, чтобы вы не волновались, — придумала Валентина на ходу.
— А чего сама не явилась? — буркнул мужик и рыгнул.
— Лэйла не смогла приехать. Она занята, — Валентина почувствовала, что её голос прозвучал беспомощно и совсем неубедительно.
— Чем? Гулянками? Танцульками своими? — заорал мужик.
— Нет. Она работает.
— Кем она может работать? Шлюхой? — расхохотался пьяница.
Валентина увидела, как Лэйла вскочила. Её брови сложились домиком, губы искривились, ноздри гневно раздулись. Видно было, что она еле сдерживается, чтобы не обнаружить себя.
Родители, совершенно не стесняясь постороннего человека, начали перепалку.
— Коля, что ты говоришь? — прошамкала Ирина, еле шевеля языком.
— Так вся в тебя пошла, — плюнул ей в лицо отец Лэйлы.
— Не смей, сволочь! — не вытерпела та. — Меня ругай, а её не смей!
— Нет, у неё хорошая, высокооплачиваемая работа, — повысила голос Валентина.
Нужно было прекратить этот неприятный разговор.
Но на неё уже не обращали внимания. Пьяный мужчина вскочил, качнув брюхом стол. Забрякали пустые бутылки.
— Ах, высо-высоко-оплачиваемая, — с трудом выговорил он, — ну точно проститутка! Такая же, как её мать! — рубанул он рукой по воздуху.