Вечер этого дня закончился традиционным пиром. На протяжении всего застолья Теодора была, к всеобщему удивлению, молчалива и замкнута. Игривые беседы с тосканскими баронами ничуть не занимали ее, и чтобы оградиться от докучливых ухажеров, она весь вечер просидела, держа подле себя Мароцию. Для последней это оказалось весьма кстати, ибо вокруг нее шакалом блуждал Гуго, ища возможность отомстить за причиненное ему маленькой мерзавкой недавнее унижение.
В мыслях своих Теодора уносилась к событиям уходящего дня и лихорадочно соображала, что ей надлежит предпринять в дальнейшем, ибо на завтра был запланирован отъезд в Равенну архиепископа Кайлона и его свиты. Что, если эта встреча так и останется единственной, и две линии судьбы, случайно сойдясь в одной точке, более никогда в движении своем не пересекутся? Уместно ли ей самой попытаться найти повод для встречи с ним, верно ли она поняла, что их чувства взаимны, не значит ли для него далматика43 причетника более, чем разбуженное пламя любви? Порой она даже удивлялась себе и своему внезапно вспыхнувшему чувству, еще вчера она даже не подозревала, что Он существует в этом мире. Никогда, казалось ей, она не была столь сильно и скоропостижно влюблена. И что из того, что объектом ее любви стал рядовой причетник без роду и племени? Она и сама была из таких, а кроме того, люди с авантюрной жилкой и талантами, к коим, она чувствовала, безусловно, относился Иоанн, в десятом веке имели на возвышение как минимум не меньше шансов, чем сейчас, что и доказывали примеры Вальдрады, Альбериха и ее самой в том числе.
По окончании ужина она не легла спать, а, выйдя на засыпанный щебнем балкон перед своим окном, пристально вглядывалась в чернеющие окрестности Лукки. Внизу располагалась обширная площадка двора, по периметру которой были устроены навесы для лошадей и ночлега черни. Двор потихоньку замолкал, за людским говором стало лучше слышно разноголосье птиц, на небе засияли яркие звезды, и несмело подул теплый ветер. Сама природа итальянского мая располагала к размышлениям философского или амурного направления, и Теодора с охотой им предалась. Она вопрошала себя тысячу раз и тысячу раз сама же опровергала все сомнения в наличии у Иоанна ответного чувства к ней – его глаза рассказали ей все. Но как же, как же ей встретиться с ним вновь? Мысль о том, что предмет ее обожания, возникший из ниоткуда, может вновь безвозвратно исчезнуть, приводила ее в отчаяние. Она и так уже досадовала на себя, что не поехала в свое время на ассамблею в Равенне, которую устраивали ныне покойные папа Иоанн Девятый и император Ламберт. Тогда бы у нее был шанс встретиться с Иоанном много раньше, и, стало быть, намного раньше почувствовать себя так страстно влюбленной и счастливой.
Она должна… да, она должна непременно поехать спустя какое-то время в Равенну. Но под каким предлогом? Ничего, кроме паломничества к мощам каких-либо святых, на ум более не приходило. Теофилакт, разумеется, не поверит внезапному всплеску набожности у своей супруги, но Теодору это не сильно волновало. Она любила и знала, что ее полюбили всей душой, и в эту минуту она была вне всяких житейских, дипломатических и меркантильных расчетов, а уж тем более – политических соображений.
Тем временем двор окончательно заснул, был слышен только приглушенный человеческий и лошадиный храп, а птичий хор стал в звуковой гамме майской ночи доминирующим. Теодора мысленно вспоминала образ своего Иоанна и улыбнулась, вспомнив, как он задержал сегодня ее руку при поцелуе, тепло его губ она до сих пор как будто ощущала на своей руке. Внезапно поблизости от нее с легким свистом что-то пролетело. В десяти шагах от нее, отскочив от каменной стены, упала стрела, выпущенная из лука. Теодора испуганно отшатнулась, но краем глаза заметила, что к стреле что-то привязано. Подойдя поближе, она почувствовала, как слабеют ее ноги, а сердце ее готово выпрыгнуть из груди – к стреле была привязана алая роза.
Подняв стрелу, она подбежала к парапету балкона и напряженно стала вглядываться в раскинувшийся подле ее ног двор. В противоположном углу двора она увидела робко вспыхнувший свет зажженной свечи. Ее звали, и кто это может быть еще, как не ОН!
Вне себя от счастья, горя любовной истомой, она выскочила из своих покоев, даже не позаботившись удостовериться, спит ли ее муж. Далее она соскользнула по винтовой лестнице вниз, прошла мимо сонных и равнодушных ко всему охранников и очутилась в центре двора. Для того чтобы добраться до горевшей свечи, ей надо было пересечь двор к одной из вершин его квадрата. Но она внезапно остановилась.