Мароции в ту пору было уже девять лет, и внешностью она все более напоминала свою очаровательную матушку. Те же, немалой уже длины, густые черные волосы, тонкие и правильные черты лица, уже начинающая оформляться талия, не по-детски стройные ноги. От матери ее отличали, но в самую выгодную сторону, только до странности черные глубокие, действительно бездонные глаза. Бойкая, непосредственная, до смешного любопытная, любящая подслушивать разговоры старших и делать уже собственные выводы, она, обладая поистине неуемной энергией, была заводилой в детском кругу, изобретая все новые игры или подбивая ровесников на опасные приключения. Так, в самые первые дни своего пребывания в Лукке она, возглавив ватагу таких же сопливых сорванцов, поднялась на самый верх сторожевой башни, возвышавшейся над графским дворцом, и оттуда начала забрасывать орехами ожидавших королевской аудиенции приезжих монахов, за что впоследствии получила от родителей суровое внушение. Когда же ей игры наскучивали или детвору начинало постепенно клонить ко сну, она в компании с какой-нибудь подружкой тайком проникала во взрослую залу и, посмеиваясь, наблюдала за происходящим, которое подчас бывало явно не для детских глаз. Будь она постарше, она бы также непременно заметила бы на себе странные взгляды уже взрослых мужчин, которые изучающе разглядывали ее с видом опытных садоводов, с нетерпением ожидающих, когда же наконец раскроется этот восхитительный розовый бутон.
В один из таких вечеров, когда во взрослой зале голоса разгоряченных мужчин уже начали преобладать над усилиями музыкантов, а дети, отужинав, перешли к играм, Мароция, танцуя в паре с каким-то сверстником, вдруг почувствовала, что ее, пардон, ущипнули за задницу. Резко обернувшись, она увидела перед собой двух мальчишек. Одного из них, впрочем, мальчишкой уже было не назвать — это был подросток лет пятнадцати, длинный, худой, с длинными темными волосами и с несколько вытянутым лицом, на котором замерла презрительная маска рано созревшего нахала, бросающего вызов. Рядом с ним стоял мальчик лет десяти, лицо его было кругло, румяно и обрамлялось мягкими белыми волосами. Он с каким-то восторженно застывшим взглядом смотрел на Мароцию.
— Дураки! Вы что себе позволяете? Кто вы такие?
— Ого, простолюдинка, а как заводится! Ты дочка чьих-то слуг? — насмешливо сказал долговязый подросток.
— Дубина! Дочка чьих-то слуг не может сидеть за одним столом с детьми благородных родителей! Кто вы?
Долговязый сделал шаг назад и выпятил нижнюю губу.
— О, мы такие и есть! Трепещи и падай ниц, плебейка, ибо с тобой разговаривает Гуго, сиятельный граф Арля и Вьенны, сын здешней хозяйки Берты Тосканской, внук короля Лотаря Второго и предок Карла Великого. А со мной, — он указал на белокурого мальчишку, — мой сводный брат Гвидо, сын Адальберта и Берты Тосканской, будущий хозяин этого замка и этих земель!
Понизив голос, он, ухмыляясь, спросил:
— Ну а теперь поведай кто ты, маленькая чернявка?
— Я Мароция, дочь Теофилакта, сенатора и консула Рима! Ну что, как вам такое?
— Ааа, — протянул Гуго, — понятно. Твой папаша обязан всеми должностями и титулами нашему покровителю, королю Людовику, моему кузену. И, кстати, — доверительно наклонившись к Мароции, Гуго, еще более понизив голос для вескости, произнес, — не имеющему по сию пору наследников! Ты понимаешь, что это может значить, римская горожанка?
— Я не горожанка. Мой отец граф Тусколо!
— Говорят, — со смехом он повернулся к Гвидо, который по-прежнему пожирал Мароцию влюбленным взглядом, — этот титул для него выхлопотала его жена Теодора, которая делила постель с доброй половиной здесь присутствующих.
Краска бросилась в лицо Мароции.
— Ты лжешь, мерзавец!
— А что ты так всполошилась, плебейка? Успокойся, с годами ты поймешь, что для людей твоего уровня участь конкубины — это единственная возможность выдвинуться в свет и приблизиться к нам, потомкам благородных семей. Будь ласковой, и, быть может, я или Гвидо приблизим тебя к себе. Тебе, конечно, будет непросто, ибо не одна ты будешь стремиться к этому. Нам будет из кого выбирать, поэтому тебе нужно будет постараться услужить нам. Умеешь?